— А ты чего без книжек? — встретили мы его у входа.
— Да там такое, — махнул он рукой. — Библиотекарша какую-то книгу потеряла. Вернее, она сказала, что ее украли. Че-то там про Вселенную двух миров. Рвет и мечет, говорит, очень старая, авторская. Другой такой нет.
— Наверное, мыши съели, — легкомысленно заметил Рамиль. — Погнали на тренировку скорее. Уже не терпится.
Вопреки нашим надеждам, Якут и бровью не повел. Отправил бегать, как обычно. Остальным-то нормально, они другого и не ожидали, а вот нам было обидно. Зато после окончания тренировки учитель собрал нас и отпускать не торопился, давая возможность самым медленным и невыносливым добраться до финиша. И я понял чудовищную мысль, готовиться к соревнованиям мы будем не вместо тренировок, а после. Какая жесть, учитывая, что нас с Рамиком еще ждала машина с продуктами.
— Я называю фамилии, вы выходите из шеренги, — вещал меж тем Якут. — Колькольцева, Сиротин, Исмаилов, Рашидов, Тихонова, Селиверстова, Кузнецов, Шафидуллин, Максимов. Чего стоим, фамилии услышали?
— А почему остальных не назвали? — возмутился Азамат.
Вопрос был не праздным. Большую часть нашего клуба не назвали.
— К соревнованиям допускаются те, кто тренировался, а не прятался по кустам. Остальные свободны.
— Да больно надо, — махнул своим Азамат. — Больше времени останется.
Сказал, но в его тоне слышалась обида. Да и на что должно остаться время? Это в обычной школе ты мог забить на учебу, но с каждым днем в Терново мне начинало казаться, что это мы должны хвататься за любую возможность узнать нечто новое. Учитывая, что благодаря Якуту я довольно быстро сотворил свое первое нормальное заклинание, занятия в клубе перестали казаться такими уж бесполезными.
— Разбиваемся на две группы, — достал из кармана учитель красные и синие повязки, — и идем за мной.
Довольно скоро мы выбрались на расчищенную площадку между разлапистыми елями, утыканную невыкорчевованными пнями. Без магии тут явно не обошлось, потому что я еще нигде в лесу не встречал столько вырубленных деревьев в одном месте. К тому же на каждом из пней был поставлен крест, которые отличались лишь по цветам.
— При хлопке вы перепрыгиваете на свой пень. Для особо одаренных поясняю. С синими повязками на синий крест, с красными на красный. Кто коснулся земли, выбывает. Занимаем места, игра началась.
Он хлопнул в ладоши и мы взобрались каждый на ближайший пень, соответствующий нашим цветам. Это была магия, самая простая и незамысловатая. Если честно, я не знал, как называется подобное заклинание. Использование стихии, в данном случае земли, либо что-то вроде преобразования предметов. Но интересна была не природа магии, а как она работала.
При первом хлопке я даже ничего не заметил. Просто прыгнул на ближайший пень, как и наказал Якут. А вот потом обратил внимание, что того самого пня, на котором я только что стоял, нет. Тот исчез. Да и вообще мои одноклассники с каждым переходом стали жаться все плотнее. Пока я и Тихонова не прыгнули на один и тот же пень. Не удержавшись, Вика ухватилась за меня, и мы рухнули на землю.
— Не ушиблась? — спросил я, хотя это она оказалась сверху, приложившись локтем мне по животу.
— Нет. Ты сам как?
— Как космонавт.
— Кузнецов, хватит болтать! — прикрикнул Якут, — упал, вставай и молчи. — Шафидуллин молодец, выиграл. Встаем по местам еще раз…
Так потянулись наши рутинные тренировки после тренировок. Сказать, что они были сложные, ничего не сказать. Только с этими пнями, которые с каждым днем становились все тоньше, мы провозились две недели. Зато по истечении срока почти все молниеносно реагировали на появление и исчезновение предметов, на которые можно наступать.
К удивлению многих, Азамат со своей компанией во время занятий начал бегать, а не отсиживаться в кустах. Он пыхтел, кряхтел, грозился развалиться на части, но от своего не отступал. Видимо, считал, что таким образом Якут позволит ему участвовать в соревнованиях. Однако учитель хранил скорбное молчание.
Жизнь постепенно устаканилась, а дни начали считаться от понедельника до субботы. В воскресенье я звонил дяде Коле, стараясь расспрашивать его подробно обо всем, что происходит. Сам отвечал неохотно, потому что в душе не представлял, как должны тренироваться футболисты, а врать лишний раз не хотелось. В этот футбол мы даже начали играть со второкурсниками. Меня и компанию пригласил тот самый Филочкин, с которым мы вроде стали как приятели. И даже Куракин делал вид, что не замечает разночинца-уникума, что не могло не радовать.
С Викой мы все играли в гляделки, иногда перебрасываясь парой незначительных фраз — на большее меня не хватало. Рамиль подшучивал надо мной, но сам не мог и слова сказать Колокольцевой, подружке Тихоновой.
Да и по предметам я подтянулся. Наконец-то догнал ребят по Руноведению, на Заклиналке был не последним учеником, а Геральдика и Мифология отлетали как от зубов. И даже вечерние разгрузки казались чем-то вроде приключения. Дядя Ваня часто рассказывал смешные истории из жизни школы или со времен работы в министерстве. Где бы, спрашивается, мы еще могли подобное услышать?
Казалось, живи, учись, радуйся. Выпала возможность стать магом, причем на старте дали не самое маленькое количество силы. Однако огромной бочкой дегтя оказалась затянувшаяся конфронтация банника, интересы которого, к сожалению, представлял я, и домовых.
Наше сожительство с Потапычем можно было сравнить с существованием разведенных, которые не могут съехать из квартиры из-за неимения денег. Мы старались не замечать друг друга. Мои комментарии банник игнорировал, его просьбы также оставались без ответа. О наличии «домашнего питомца» я тоже не мог рассказать учителям, потому что узнал благодаря Мишке, что подобное вообще-то запрещено. И дать добро может только директор. Но почему-то казалось, что в данном случае лично со мной разговор будет короткий.
Я не представлял, что там Потапыч вытворяет с домовыми, раз нервы у тех стали тоньше конского волоса. Однако в этом банник явно был профи. После испорченной еды моя одежда стала появляться в шкафу в мятом виде. А в одно утро я обнаружил вчерашнюю грязную спортивную форму, лежащую без изменений. Она лишь оказалась сверху заботливо дополнена куском хозяйственного мыла. Что оказалось красноречивее любых слов. Теперь я обстирывал и отглаживал себя сам. И времени перестало хватать катастрофически.
В один из вечеров, возвращаясь с разгрузки, мы обнаружили у дверей Мишку, сжимающего на груди книжку.
— Ты чего не спишь? — спросил я. У самого глаза уже слипались.
— Я знаю, как все разрешить, — с заговорщицким видом, сказал он.
— Рамик, он знает, как все разрешить.
— Отлично, — отозвался сосед, зевая, — давай тогда бегом к Якуту, объясни ему все, а то уже пырять эти продукты достало.
— Я про него, — выпучил глаза Мишка в сторону двери.
