По его словам, до того момента, как мы научимся пользоваться силой, мы для нее всего лишь грубые необожженные сосуды из глины. И половые отношения для неокрепших в магии учеников — самое вредное, что можно придумать. В данном случае сила просто отворачивается от тебя, какими бы хорошими не были задатки на ее развитие ранее.
Хотя, конечно, в битве гормонов против возможности стать крутым магом, часто побеждали первые. Вот и парочку взяли тепленькими. Обоих выперли без лишних разговоров. А за благородной явился лично отец. Его крик слышала вся школа. Он ругал ее не за сам факт произошедшего процесса, а именно за окончание карьеры мага. По словам Байкова, вряд ли эта девчонка когда-нибудь экзамены на поденщика сдаст. Попросту силенок не хватит.
Так или иначе, но пруд теперь опустел. Не шуршали кусты на его берегах. Не шушукались при виде подошедших парочки. Не бегал в сумерках обозленный Козлович, пытаясь разогнать всех по флигелям и башням. И это нам было только на руку.
— Знаете, что мы не предусмотрели? — спросил я, скидывая школьную обувь.
— Что у Зыбуниной другой размер ноги, — понял Байков.
— Че, совсем не лезет? — поинтересовался Рамиль. — Давай мы тебя на спину положим и по пяткам бить будем.
— Себе бей. Тебе лишь бы чего-нибудь сломать или ударить, — мрачно отозвался я. — Вроде натянул еле-еле, но идти, похоже, придется на носках.
— А по мне, пусть бы Потапыч навел шороху в этом курятнике, — пожал плечами Рамик. — Чтобы они тебе не то что соль боялись положить, а самые сладкие куски подавали.
— Один банник против всех домовых в школе? — покачал головой Байков. — Если дойдет до открытого противостояния, то я Потапычу не завидую. Да и огребет не только он, но и Макс.
— И не забывайте, что про банника никто не должен знать, — сказал я.
— А чего домовые сами не нажаловались тому же Козловичу? — спросил Мишка.
— Петр говорил, что не по-людски это, не по их понятиям.
— Гребаные ауешники, — буркнул Рамиль.
— Ладно, хватит болтать. Надо дело делать.
Друзья заняли места в зрительным зале согласно купленным билетам. То есть устроились на берегу, глядя, как я пробираюсь к центру пруда. Хотя хватило и метров десяти, чтобы вода стала выше колен. Достаточная глубина для задуманного плана.
— Дом открываю, тебя призываю, дверь — дверями, петли — петлями, ключи — ключами, банник, что клятвой связан, ко мне привязан, явись.
Это надо было сделать хотя бы для того, чтобы увидеть растерянное лицо Потапыча перед тем, как он плюхнулся в холодную воду пруда. Температуру я не мерил, но что-то подсказывало, что для банников она не совсем комфортна. Согласно прочитанной книжке, эти недруги домовых страсть как не любили холод. Оттого желание Потапыча держать в нашей комнате температуру близкую к инкубаторной.
Банник оказался немножко пьян. Я не знаю, где, несмотря на «дружбу» с домовыми, он доставал выпивку, однако в последнее время старичок частенько был навеселе. Правда, не сказать, чтобы я сильно из-за этого переживал. Потапыч практически всегда отсутствовал, возвращаясь лишь под утро — довольный и взъерошенный, как кот.
Сейчас весь хмель слетел с банника, как вода с гуся. Он хватал ртом воздух, беспорядочно махал руками, бешено вращал глазами. В общем, пытался намекать, что купание в это время года и в данном пруду ему не очень нравится. Хватило Потапыча секунды на три, после чего он благополучно исчез.
Это мы тоже предугадали. Домовые, ровно как банники, клетники, жировики и злыдни неплохо владели пространственной магией. И даже могли перемещаться на расстоянии. Правда, тут в дело вступали условности в виде того, что им нельзя далеко отлучаться от собственного дома, хозяина и прочее, прочее. Однако переместиться из пруда к месту своего жительства Потапыч мог. Я даже представил, как он сейчас обтекает, во всех смыслах, посреди комнаты. Ладно, продолжим.
— Дом открываю, тебя призыва…
В следующий раз, когда банник окунулся в мутную и студеную воду пруда, выглядел он откровенно злым. Глаза недобро сверкали огнем. Наверное, тем самым, которым и пылал Горелый хутор, однако сделать он ничего не мог. Банник не злыдень, как бы нам это не казалось — не пакостит тому, у кого живет не может. В открытую вреда мне совершить не способен, как и я ему. А небольшие водные процедуры — так кто ж знал, что у меня хватит ума забраться в холодную воду и звать Потапыча призывом, о котором он позабыл упомянуть.
Ну, и самое главное в нашем соглашении, которое мы скрепили рукопожатием — банник должен был приходить по моему зову, чего бы ему это не стоило. А в данный момент подобное стоило мокрых штанов, рубахи, бороды и модной прически «зализанный стайл с элементами травы в волосах».
— Дом открываю, тебя призываю…
Банник оказался упрямый. Он скрипел зубами, сверкал глазами, но упорно пытался ускользнуть. Собственно, минусов в этом было всего лишь два. Первый — мы могли таки опоздать на тренировку. Второй — благодаря Потапычу в ближайшее время пруд может переместиться в мою комнату. Впрочем, все мои опасения оказались беспочвенными. После шестого призыва банник исчез, но тут же появился на берегу, неподалеку от друзей. Окинул их злобными взглядом, будто понимая, что сам бы я до подобной пакости не додумался, но на контакт пошел.
— Что хочешь?
— Договориться.
— Домовые? — Потапыч источал злость.
— В том числе. Ну, и твое поведение.
— Говори.
— Никаких контактов и конфликтов с домовыми, пьянок и температурных издевательств.
— Ты, паря выходи, выходи. Толковать неспешно надо…
Торговался Потапыч так, словно у него осталась последняя сотка до понедельника. Напирал на сложившиеся традиции в отношениях между домовыми и банниками, на разный культурный уровень (где слов-то таких понабрался?), на саму природу. В общем, извивался, как уж на сковородке. Я, честно сказать, не видел, как ведут себя жареные ужи, поговорку еще от матери слышал. Однако что-то мне подсказывало, что если бы они умели разговаривать, то в данном случае тоже болтали бы о разном культурном уровне и сложившихся традициях.
Я несколько раз вставал и всем своим видом показывал, что уже направляюсь в сторону пруда. Потапыч вскакивал следом, бежал по берегу и кричал об уступках. Однако стоило мне сесть обратно за стол переговоров, как все начиналось с самого начала. Банник был тертый калач. И понимал, что просто так уступать мне нельзя.
В итоге мы сошлись на следующем — он отстает от домовых, стараясь с ними не пересекаться, выпивать, курить «всякое» (что бы это ни значило) будет только по праздникам, а держать температуру в избе станет комфортную для человека. Я же не пытаюсь больше купать его, морозить и издеваться подобным образом. Мы вновь ударили по рукам. Правда, ощущение триумфа подпортило замечание Байкова.
— Почему мне думается, что еще ничего не закончено?
