Странное ощущение… Я хочу отсюда убраться поскорее и… не хочу. Почему-то мне кажется, что здесь я оставлю лучшее, что могло бы произойти со мной в этой жизни. Однако интуиция кричит, что если останусь, то произойдет худшее…
Я словно разделилась на две части. Как чокнутая. Одна часть меня горит огнем, просит, практически умоляет остаться, а другая твердит — беги. Беги, Кэт, беги.
Когда я подплываю к Дану, он поворачивается и выжидательно смотрит на меня. В глаза застыл немой вопрос. Что нужно? Что тебе еще нужно от меня?
— Прости, — говорю я тихо, едва слышно. — Прости, что сорвалась сегодня днем и наговорила кучу глупостей.
Рука тянется к бортику. Я цепляюсь за него, как за спасительный круг. И… соскальзывает. Пальцы мокрые скользят по плитке, отчего я снова ухожу под воду. Почти.
Чувствую его руку на своей талии, которая перехватывает меня и крепко удерживает на поверхности. Теперь Дан так близко, что я невольно задерживаю дыхание. Руки сами обвивают его шею, и…
Черт! К такому я точно не была готова. В груди разгорается пожар. Непреодолимое чувство желания. Хочу коснуться его губ своими, зарыться пальцами в волосы и прижаться всем телом к его телу. Проникнуть под кожу… Проникнуть в душу и занять там все место.
— Давно простил, — шепчет Дан, не сводя глаз с моих губ.
Вижу в его глазах свои невысказанные желания. Свои же мысли, которые, оказывается, нас двоих сводят с ума. Прямо здесь. Прямо в эту самую минуту. Крепко зажмуриваюсь, думая о том, что собираюсь сделать. И подаюсь вперед, касаясь своими губами его губ.
Господи, как же я пожалею об этом… Черт возьми, ну точно же пожалею!
Дан отвечает на поцелуй. Горячо, страстно… И мне сносит это крышу. Вода в бассейне больше не кажется теплой. Теперь она кажется холодной, по сравнению с моей разгоряченной кожей. Руками крепче обвиваю его шею и позволяю прижать себя к холодной стене, выложенной кафелем.
Сердце в груди стучит быстро-быстро. Кажется, даже где-то в висках, отдаваясь пульсацией во всем теле.
Его губы опускаются к моему подбородку. Прикусывает легко кожу и тут же проводит языком. Шея… ключицы… И возвращается снова к губам…
А я все больше убеждаюсь в том, что мое место здесь. Рядом. В его объятиях. Ведь мне так уютно, тепло и хорошо. Словно этого мужчину создали специально для меня…
Мамочка… кошмар! Неси лупидол, будешь вправлять мозги на место своей непутевой дочери, потому что… кажется, я влюбилась…
35
Из бассейна мы выбираемся спустя час. Я едва иду — ноги подгибаются. И сейчас, вместе с осознанием того, что произошло, приходит чувство стыда. Краснею и позорно прячусь за тонкой тканью парео, словно это может хоть как-то меня спасти от мыслей о… О Дане…
С ума сойти… Вернее, я уже, судя по всему, слетела с катушек, раз это все произошло…
До боли прикусываю губу. Боль отрезвляет, а мне сейчас необходим рассудок. Чтобы решить наконец, что мне делать дальше.
В дом мы оба пробираемся как мыши. Крадемся. По коридору на втором этаже ступаем и вовсе затаив дыхание. Я на миг замираю в растерянности у своей двери, однако Дан поворачивает ручку и буквально вталкивает меня в комнату.
В следующую секунду парео летит куда-то, а я оказываюсь прижатой к стене. Пальцами хватаюсь за его плечи, чтобы удержаться на ногах и тихо, прерывая поцелуй, шепчу:
— Кажется, ты говорил, что я не в твоем вкусе…
— Не в моем, — соглашается он хрипло, и за это я хочу его двинуть чем-то по тупой голове.
Нашел, что сказать девушке, которую целует так, словно она — его дыхание и необходима, как воздух.
— И ты не в моем… — вновь прерываю поцелуй, позволяя своим пальцам немного сжать его темные, мокрые после бассейна волосы.
— Помню… — его губы находят мои и в следующее мгновение я забываю, как дышать…
Через какое-то время мы так и стоим у стены. Наши лбы соприкасаются и кажется, что между нами есть какая-то невидимая связь. Она всегда была, но в этот момент ощущается острее, чем когда-либо.
— Как думаешь, мы разбудили твоих родителей? — тихо выдыхаю я и, хотя в комнате темно, все же стыдливо прячу взгляд.
— Думаю, что даже если и так, то они все поймут, — отвечает Дан, продолжая крепко сжимать руками мою талию.
Я нервно прикусываю губу, боясь поднять глаза. Мне кажется, что даже в такой тьме Дан разглядит в них мои мысли. Прочитает то, о чем я думаю…
Упираюсь ладошками ему в грудь, как бы немного отстраняясь. Когда его пальцы разжимаются, выпуская мою талию, делаю шаг в сторону, а после и вовсе огибаю его, едва касаясь плечом и забираюсь с ногами на постель. Накатывает грусть. Не хочется думать, что все это было ошибкой.
— А дальше что? — тихо спрашиваю, обнимая руками коленки. — Что дальше, Дан?
Он подходит, садится рядом со мной и берет в свою ладонь мою руку.
— Посмотрим, — шепчет.
И это «посмотрим» уничтожает меня. Ну почему не сказать — все будет хорошо. Быть может тяжело, но мы справимся?..
Почему простое «посмотрим»?
Одергиваю себя. Придираюсь к мелочам. А ведь он прав. Прав в том, что не обещает золотые горы и счастье до гроба. А реально оценивает эту жизнь, понимая, что лучше все же посмотреть, что будет дальше.
Последнее, что помню перед тем, как провалиться в сон — крепкая рука Дана, которая гладит меня по волосам.
Когда просыпаюсь, на улице уже светло. Солнце вовсю светит, проникая в комнату сквозь тоненькую щель между гардинами. Дана рядом нет. Интересно, он уже встал или все же ушел, стоило мне уснуть?
Наспех одеваюсь и стыдливо выглядываю из комнаты в коридор. А что, если его родители вчера все слышали? Или хуже того — видели? А может и то, и другое?
Чувствую, как щеки заливает румянец. Стараясь создавать как можно меньше шума, возвращаюсь в комнату и беру из чемодана косметичку с предметами гигиены. Прошмыгиваю в ванную и закрываю замочек-щеколду.
Наспех умываюсь и чищу зубы, и только после этого заостряю свое внимание на отражении в зеркале. Невероятно! Как может одна ночь изменить человека настолько?
Кожа кажется свежей, отдохнувшей, и под глазами нет уже привычных темных кругов от недосыпа. Легкий румянец на щеках и задорный блеск в глазах… Наверное, так выглядит женщина, когда любит и любима…
Хотя… С тем, что люблю, я, кажется, определилась… Но любит ли он? Или же просто симпатия? Или, еще хуже — жалость?
Потрясла головой, выбрасывая из головы все сомнения, которые, так некстати, забрели в нее этим прекрасным утром.
— Можешь ли ты хотя бы день не думать ни о чем? — спрашиваю у своего отражения в зеркале и вздыхаю.
