Первое место я не занял. Так и не смог выкинуть спальню Джудит из головы и сосредоточиться на поединке.
Вечером в ратуше устроили пир. Ален Лурия даже поднял тост в мою честь. Потом его разыскал какой-то незапоминающийся тип, шепнул что-то на ухо, и они оба спешно покинули праздник. Джудит только грустно улыбнулась мужу вслед. Под предлогом защиты ее интересов в отсутствие законного супруга я предложил Джудит свое общество, которое она с благодарностью приняла. Выяснилось, что хотя она и вышла замуж в интересах фамилии, но Алена она действительно некогда любила. Однако грозная и важная профессия все больше поглощала его. Все последнее время он принадлежал не ей, а таинственной работе, направленной, по его словам, на кардинальное улучшение мира. С тем, что улучшение мира требовало, видимо, ее личного несчастья, Джудит успела смириться. Она только надеялась, что речь не идет о каком-нибудь супероружии из арсенала демократии. Или, того хуже, о любовнице.
Я дал ей выговориться, потом весь вечер развлекал ее как мог, а после пира вызвался проводить ее до особняка в Янтарном квартале. У двери мы поцеловались. Так уж вышло. Она была не пьяна, а просто раскована и возбуждена после ночной прогулки под снегопадом. Со смехом говоря какие-то слова на прощание, Джудит неосторожно приблизилась, и на меня повеяло ее горячим дыханием. Я жадно вдохнул запах ее рта, и забыл обо всем. Мы просто целовались у ее двери часа полтора, как школьники, которым некуда податься.
Так и закрутилось.
В то время я уже около года жил в столице и столько же проработал в ордене Мангуста. Одно из непреложных правил ордена состоит в том, что все рыцари должны исповедоваться в конце каждого месяца. Манкировать этим никак не получается. Магистр – человек старой школы, набожный, принципиальный. Не зря же его выбрали президентом Фонда поддержки рыцарей-инвалидов (его самого когда-то покалечил дракон, яд попал в кровь, после этого он уже не мог участвовать в акциях, и, говорят, мужчина из него тоже стал никакой). В общем, магистр требовал, чтобы все мы не реже одного раза в месяц посещали Контилорнское аббатство. Там у меня есть духовник, отец Ансальдо. Призвание пастыря, коему вверена опека над моей бессмертной душой, заставляет его каждый раз сокрушаться по поводу моих отношений с Джудит.
– Сын мой, знаю, что вера твоя еще не крепка, и временно мирюсь с этим, ибо и Господь терпелив, но блуд не только греховен, а и тлетворен. Ведь ты веруешь в медицину? Еще Гален приводит случаи, когда познавший чужую жену покрывался срамными язвами…
– Ну, отче, это бывает с теми, кто неразборчив… на пути познания.
Да мы и сами – я и Джудит – несколько раз пытались остановиться. Она спохватывалась, что клялась у алтаря. Я убеждал себя, что это не квантовая физика и Джудит не может быть моей и не моей одновременно. Но – беспощадность привычки… И вот я снова звоню ей:
– Алло?
– Привет, скворчонок.
– Привет, воробей. Как ты? По телевизору сказали, ты летал на безголовом драконе. Что у вас там случилось?
– Много чего случилось. Знаешь, я чуть было… Я думал, что больше тебя не увижу. Джудит, почему мы не можем быть вместе?
– Почему же не можем? У нас в распоряжении вечер и вся ночь. Приезжай.
– Ты знаешь, о чем я.
– Знаю. Так ты приедешь? Ален все еще в отъезде.
– Слушай, когда-то же он должен вернуться. Что, если…
– Если вернется, убьет нас обоих, тут и гадать нечего. Ты едешь или нет?
– Жди меня через полчаса.
Просыпаюсь – не знаю отчего. Просто открылись глаза. Вытираю щеку, мокрую от моей слюны. Обнаруживаю, что остался один посреди шелковых подушек и простыней. Часть постели, на которой вечером, прижавшись ко мне, уснула Джудит, холодна; а ведь еще даже не рассвело.
– Джудит?… – Сонный и скомканный, усаживаюсь на кровати. И вжимаюсь в кроватную спинку, весь облитый ледяной испариной.
В углу спальни, задрапированный предрассветным полумраком и дымом сигарет, сидит по-уличному одетый мужчина. Его прозрачно-серые глаза кажутся мне лишенными радужек – будто бы отверстия зрачков проделаны прямо в белках. Он выкуривает, наверное, стотысячную сигарету за то время, пока я спал, а он сидел и смотрел на меня; тумбочка рядом с ним вся в окурках. Я понимаю, отчего проснулся, – из-за дыма: окна закрыты, сизые сгустки неторопливо впитываются в потолок.
Я сажусь ровно, как бы готовый к переговорам. Словно я не сконфужен и не гол – перед ним, одетым и вооруженным чем-то вроде нравственного превосходства. Тут замечаю, что рядом с насыпью окурков тускло чернеет сталь пистолета – будто одного нравственного превосходства недостаточно! Я тщетно пытаюсь вызвать в себе хладнокровие, но все тело колотит крупная дрожь, а во рту моментально пересыхает. Эрос и Танатос заключили противоестественный пакт: меня убьют там же, где я до этого умирал от наслаждения. Как я отвратительно беззащитен!
– Никогда прежде не курил в доме, – медленно произносит человек с белыми глазами, поднося зажигалку к новой сигарете. – Но вы разорили мой дом, его не стало, какая теперь разница… Пепел к пеплу…
Я не знаю, что на это ответить. Две мысли тревожат меня больше всего: «Где Джудит?» и «Успею ли я увернуться от выстрела?».
– Я не сразу вас узнал, – продолжает Ален Лурия, беря со столика газету. – Лицо смутно знакомое, но вспомнить никак не мог – пока случайно не заглянул в сегодняшнюю прессу… Открываем «Деловой меридиан». «Джуд Леннокс – Беовульф нашего времени. Рыцарь-профессионал Джуд Леннокс, проявивший чудеса героизма во время Першандельского разорения, продолжает определять стандарты драконоборчества на континенте. Во время вчерашней акции в замке Авеластр список его побед пополнился уничтожением ужасающей Agama Gigantica. До прибытия Леннокса с ней не могли справиться все остальные члены ордена Мангуста вместе взятые…» Тут фотография, вам на ней, судя по всему, дурно, и подпись: «Меня тошнит от драконов…» Так, дальше… «…прибыл как раз в тот момент, когда его собратья по оружию понесли первые потери…», «…омрачен трагической гибелью Гаэтано Кьератэры из ордена Угря…». Вот дальше некролог. «Скончался в госпитале Святой Урсулы… Семья… Любим, скорбим, отомстим…» А вот что пишут в «Негоцианте». Статья называется «Герой Авеластра»: «Джуд Леннокс, известный как Молния Архипелага и некомандный игрок, возрождает моду на сольные рыцарские подвиги, доказывая в очередной раз, что истинный герой стоит целого ордена и даже превосходит его…»
Может быть, я по-прежнему сплю? Как еще объяснить этот бред? Нет, увы, это совершенно точно не сон. Значит… Ну конечно! Вот о чем говорил давеча магистр, вот какие рекомендательные письма он имел в виду. Газетчики все перековеркали, и я у них вышел новым героем. Ну да, со стороны это так и выглядело: парни потрепаны и загнаны наверх, Гаэтано уже в реанимации; тут появляюсь я. Не проходит, наверное, и десяти минут, как я эффектно доставляю драконий труп к ногам восторженной публики. Может быть, в другом случае это и показалось бы сомнительным. Но ведь я действительно два года назад убил дракона, и сделал это один, каковое обстоятельство широко освещалось в куртуазной прессе. Тогда тоже были броские заголовки: «Враг драконов № 1» и тому подобное… Итак, шеф сказал, что они (кстати, кто именно?) сочли за лучшее не опровергать чушь из сегодняшних газет. Жаль, что они не потрудились узнать мое мнение! Я бы объяснил им, что я думаю про их подачки в пользу моей репутации. Что ж, по крайней мере, Алену Лурии, наверное, будет не так обидно. Все-таки одно дело, если жена изменяет с каким-нибудь прохвостом из офиса, и другое дело, когда приходится уступить легенде современного рыцарства. Это уже не вульгарная интрижка. Здесь, если ты мудр, то распознаешь чувства более значимые, чем обеты, принесенные у алтаря. Я уже не столь уязвим в своей наготе.
