Магия опасна, София. Но полностью отказываться от магии – для ведьмы еще опаснее. Из всех чудес, что я совершила, самое совершенное – это ты. Ты не повторишь моих ошибок. Ты выстоишь там, где не устояла я. Приходи в клуб «Чумной барак» и найди там человека по имени Соломон Лу. Он скажет, что делать. И обещаю, что мы увидимся при первой же возможности. Я люблю тебя, София, и – с днем рождения.
Мама
Вот так новости. София почему-то не сомневалась, что письмо действительно написала ее мать. Но что в таких случаях полагается чувствовать? Радости не было. Зато было твердое убеждение, что если бы она, София, исчезла из жизни своего ребенка, то спустя двадцать лет она бы не рискнула указывать дочери, кого ей следует винить, а кого – нет, куда идти и с кем встречаться. И обнадеживать скорой встречей тоже бы не стала. Еще лет десять София в любом случае готова потерпеть.
Весь остаток дня девушка провела на улице, носками туфель разоряя ворохи листьев, которые возвели утром дворники. От улицы к улице. Рассеянно сожалея о родительской бездарности матери и отца, о том, что не отменила встречу с подругой, которую обещала подстричь. Отогревалась в попутных кафе, в одном из которых не расплатилась. Пока не зажгли фонари и прохожие не перестали спрашивать, каким автобусом им лучше проехать. Окончание дня и уж точно какой-то эпохи в ее жизни София решила отметить в ночном клубе «Чумной барак».
– Сколько?
– Девушкам до полуночи бесплатно, проходите.
Заведение было не из тех, кислотных, с неоново горящими бюстгальтерами и миазмами электронного звука, а из тех, куда приходят, ослабив галстуки и чуть растратив запах парфюма, отдохнуть от своего поприща в меру одинокие люди; такие люди уже вступили в пору последней зрелости, что для них на самом деле выгодно, потому что возраст сообщил им лоск и уверенные повадки матерых хищников.
София позволила кому-то забрать ее одежду и, неуверенно озираясь, прошла к барной стойке.
– Я могу предложить юной госпоже что-нибудь выпить?
– Еще как можете! Мне бы, пожалуйста, какой-нибудь коктейль… позабористее!
– Рекомендую коктейль «Крематорий». Три ликерных слоя, верхний поджигается. Пьется через соломинку единым духом, ваша прежняя жизнь сгорает синим пламенем.
«Ох, получит кто-то чаевых…» – подумала София, решительным кивком соглашаясь на огненное зелье. Пускай все горит. Довольно с нее уютных обманов.
Со сцены играли джаз. Только какой-то нехороший. Казалось, чернокожие музыканты забыли о публике, которая расположилась по другую сторону их закрытых век. И сами звуки и ритмы, пронизывающие зал, были не от этого мира: в них слышались отголоски темных времен и областей, не знавших ни христианства, ни электричества. Будто те же самые черные пальцы, что тогда и там мяли теплый воск, чтоб сделать куклу и натыкать в нее гвоздей, теперь били по струнам и клавишам – на беду какой-нибудь особе, из нервных, с двумя высшими образованиями: придет вот домой, ляжет в постель, а под утро очнется с криком от душного и липкого кошмара и долго-долго будет смывать холодный пот, стоя под душем.
А потом заиграли другое: музыканты открыли глаза, всем разулыбались и перешли к хорошей музыке, рожденной в свете Христа и больших шумных городов.
– Мне сказали, что здесь я смогу найти Соломона Лу.
– Да вы и нашли, вон он, на сцене. Скоро они закончат, и вы сможете поговорить.
– Что, один из музыкантов? И который из них?
– Саксофонист. Как раз смотрит сюда. Вам повторить напиток?
– Ну… можно. Повторение – мать учения. А я как раз пришла за новыми знаниями.
Отыграв еще пару композиций (классическую вещь про тише там, на заднем сиденье и «У тебя нос твоего отца»), каждый начал играть что попало, блам-блам, но все вместе выходило довольно мелодично, а Соломон Лу отнял от губ мундштук саксофона и по очереди представил всех музыкантов, причем сам назвался папой Сóлом, все поклонились, «…для вас играла группа „Торжество падали“, если вам понравилась наша музыка, приходите на концерт в следующую среду». Черных музыкантов сменила на сцене новая команда, заигравшая песенки в фольклорном духе.
– Сколько я должна за выпивку? Эй, неужели так много?! – с ужасом воскликнула София, когда парень за барной стойкой положил перед ней бумажку с многозначным числом. – Нет, спокойно, столько не может быть, верно?
– Верно. Это мой телефон. Меня зовут Орвето, может, позвоните мне как-нибудь? Или, может, оставите свой номер?…
– София. Меня зовут София. Если не возражаете, свой номер я вам не дам… Может быть, это скоро пройдет, а может быть, у меня сейчас начнется совсем другая жизнь, и… может, мне вообще будет не до этого, понимаете? Ну, ваш телефон у меня есть, так что…
София соскочила с высоты барного стула, оправила юбку и расстегнула сумочку, чтобы достать кошелек.
– Так сколько с меня?
– Нисколько. Вы уже расплатились своей чудесной улыбкой. Да так, что я еще и должен остался. Разрешите в погашение долга вас предостеречь. Женщины, которые навещают Соломона Лу, как мне кажется, глубоко несчастны. Я не знаю, что вы все находите в этом музыканте. Наверное, он бог знает какая магнетическая личность. Не сомневаюсь, что у него навалом денег. Но весь этот богемный образ жизни… Только не думайте, будто я пытаюсь тут что-то выгадать. Но, право слово, неужели для вас так заманчиво таскаться по гастролям вслед за этим старым боровом… Разве не лучше обратить внимание на своих ровесников с их земными устремлениями? Чтоб вы знали, я оканчиваю юридический в следующем году, но меня уже взял под крыло один адвокат, так что работа барменом – это ненадолго. Через пару месяцев я смогу снять мансарду в центре…
– Орвето, я ценю ваше мнение. И тронута вниманием, правда. Но сейчас мне действительно нужно поговорить с господином Лу, и я ручаюсь, что не планирую таскаться за ним в составе кавалькады поклонниц.
– Ну да, конечно… Пройдите через вон ту дверь, потом через кухню, за ней будет коридор и лестница наверх. Там вы уже не разминетесь. Только скажите… Что не так с парнями, способными на уважение и настоящую заботу? Почему барышень из хороших семей и с тонким вкусом обязательно влечет к распутникам, которые их ни во что не ставят?
– Прощайте, Орвето. Спасибо за коктейль.
София оказалась на кухне, где, пока она шла мимо газовых плит и шипящих сковород, прервались разговоры, а взгляды сосредоточились на ней. Лишь один образцовый работник продолжал с глухим стуком раз за разом опускать тесак на освежеванный окорок. Слова Орвето не встревожили, но озадачили девушку. Могла ли родная мать направить свою дочь к человеку, чья добропорядочность по меньшей мере не пользовалась всеобщим признанием? Да и стоит ли полагаться на то, что утреннее письмо действительно написала ее мама? Как бы то ни было, ждать честных ответов от отца тоже не приходилось… Позади ложь, впереди неизвестность. София поднималась по лестнице. Что ее по-настоящему напугало, так это черный упитанный кот, с шипением прыснувший из-под ее ног. Должно быть, не заметив, она отдавила ему лапу или хвост. Девушка остановилась перед дверью с табличкой «Гримерная» и громко постучала.
