– Что за часы?
– Они показывают фазы Луны. На самом деле это была «Омега», 1950-х годов.
– Значит, дорогие.
– Зависит от того, что вы называете дорогим. У нас есть часы за двадцать пять тысяч фунтов.
– Ну а эти?
– Меньше двух тысяч.
– Сложилось ли у вас впечатление, что деньги не были для нее проблемой?
– Боюсь, я как-то об этом не задумывался. Это не мое дело.
Фрея выпрямилась.
– У вас есть фотография часов?
– Нет. Но мы купили их на аукционе у «Голдштейна и Кроу» в Бирмингеме, можете посмотреть у них.
– У вас записана дата продажи?
– Я посмотрю и обязательно сообщу вам.
– Еще, мистер Дакхэм, я хотела бы получить полный список предметов, которые Анджела Рэндалл приобрела у вас в тот период, когда, как вы говорите, она была регулярным посетителем, с подробными описаниями, ценами и датами приобретения. Это возможно?
Он снова состроил постную рожу и кинул взгляд в сторону женщины, которая уложила вазу обратно в футляр и теперь снимала с витрины набор рамок для фотографий и серебристую ткань. Как ни называй, простая домработница.
– Полагаю, я могу это для вас сделать, если это действительно будет полезно.
– Будет.
– Но я все-таки хочу обратить ваше особое внимание на то, что мы рассматриваем информацию о приобретениях наших клиентов как конфиденциальную.
– Как много времени это у вас займет?
– Не очень много, поскольку пока наплыва посетителей у нас нет… может быть, час?
– Постарайтесь за сорок минут.
Фрея вышла, оставив этих двоих вдоволь пообсуждать ее за ее спиной.
Через час она уже сидела в своей машине с бумажным стаканчиком капучино навынос и читала список мистера Дакхэма. Бедная Анджела Рэндалл – столько всего, и для кого? Для того, кто вскружил ей голову настолько, что она была готова тратить львиную долю своей скромной зарплаты на дорогие подарки.
Она допила кофе, слизнула с губы сладкую пенку и отправилась в Лаффертон, в дом престарелых «Фор Уэйс».
* * *
Девушка в приемной Кэрол Эштон сказала, что та сейчас общается с представителем похоронной службы, который приехал забрать умершего этой ночью старика, и освободится минут через десять. Фрея согласилась подождать в офисе, отказавшись от очередной порции кофе, и решила еще раз пробежаться по списку.
1 золотой зажим для галстука. 14 апреля 2000 года. 145 фунтов
1 мужские часы «Омега». 5 июня 2000 года. 1350 фунтов
1 серебряный держатель для визиток. 16 августа 2000 года. 240 фунтов
1 мужское кольцо с печаткой, золотое с одним бриллиантом. 4 октября 2000 года. 1225 фунтов
1 серебряный нож для бумаг. 27 октября 2000 года. 150 фунтов
1 пара золотых запонок с ляпис-лазурью. 4 декабря 2000 года. 275 фунтов
И ничего для себя, ничего для какой-нибудь другой женщины, все – мужское, общей стоимостью более трех тысяч фунтов, за один год.
Когда Кэрол Эштон вошла в офис, извиняясь за задержку, Фрея сразу сказала:
– Боюсь, у нас нет никаких новостей, но мы нашли несколько зацепок.
– Кто-то видел Анджелу?
– Нет.
– Тогда что вы имеете в виду под зацепками?
– Новая линия расследования.
– Значит, вы считаете, что с ней все-таки что-то случилось, раз относитесь к делу так серьезно.
– Я отнеслась к этому делу серьезно с самого начала, миссис Эштон.
– Просто скажите мне, что, по вашему мнению, случилось?
– Я не знаю, случилось ли что-нибудь, но пока время идет, а мисс Рэндалл не объявляется, нам все-таки стоит обратить внимание на некоторые вещи. – Она протянула ей список: – Я бы хотела, чтобы вы взглянули на это.
Кэрол Эштон быстро пробежалась глазами по списку и посмотрела на Фрею в полном недоумении.
– Это предметы, которые мисс Рэндалл приобрела у ювелира по фамилии Дакхэм в Бевхэме за последний год.
– Что?
– Могу я поинтересоваться, сколько она у вас получала, миссис Эштон?
– Подождите секунду, я скажу вам точно. – Она подошла к столу и забила по клавишам.
– Так, вот оно. У Анджелы выходило тринадцать тысяч пятьсот фунтов в год.
– Небогато.
– Оклады в индустрии здравоохранения невысокие. Я плачу стандартную ставку. Есть, конечно, надбавки, мы обеспечиваем питанием, формой… еще я выдаю бонус на Рождество.
– Я вас не критикую.
– Мне бы не удавалось оставаться на плаву, да и никакому дому престарелых бы не удалось, если бы я обеспечивала сотрудников даже зарплатой, которую гарантируют государственные учреждения. Не все это понимают. Считается, что в частном секторе оклады выше.
– Знаете ли вы, был ли у Анджелы Рэндалл какой-либо другой источник дохода?
– Другой работы у нее не было, в этом я уверена… у нее не хватило бы сил. Это отнимает много энергии – работать по ночам в месте типа этого.
– Частный доход?
– Понятия не имею. Я бы не стала такое предполагать, но на самом деле я ничего не знаю. Кажется, я уже говорила вам раньше, что она очень закрытый человек, и я не знала ни о чем, что происходило в ее жизни вне этих стен.
– Есть ли у вас какие-нибудь предположения о том, кому она могла покупать все эти дорогие вещи?
– Боюсь, ни одного.
– Вы удивлены?
Кэрол Эштон поразмышляла с минуту, постукивая пальцем по краю своего стола.
– Должна сказать, да, и очень. Я имею в виду, что это не такие вещи, которые в течение одного года покупают в подарок, например, брату или другому родственнику, если даже такой есть. Она могла купить какую-нибудь самую недорогую из этих вещей – ну, я не знаю, на юбилей или на крестины… что-то в этом духе. Но остальные… да, этот список меня весьма удивил. Выглядит так, как будто все это было для… ну…
– Любовника?
Кэрол Эштон покачала головой.
– Я не могу в это поверить. Анджела держалась… как бы это сказать… довольно-таки строго. Я бы не удивилась, если бы оказалось, что у нее никогда не было серьезных отношений. Она всегда была чисто и аккуратно одета, хорошо причесана, но никогда не пыталась выглядеть модно. Выдержанный гардероб, знаете ли, все очень сдержанное и ухоженное, но не настолько, чтобы это можно было назвать утонченным. Во всяком случае, ничего такого я на ней не видела.
– В общем, старая дева?
– Звучит ужасно, да? Так снисходительно. Но да.
