Она начала подниматься, проходя сквозь кустарники и заросли, среди которых ей было так страшно тогда, но сейчас, направив прямо в них луч света от своего фонарика, она видела только безобидные спутанные корни и ветки, ягоды, колючки и шишки, и кроличьи норы. Она поднималась все выше. Она уже начала задыхаться. Дава сказал ей, что ей надо научиться чувствовать, когда с ее телом все в порядке, когда ее вес соответствует ее росту, ее эмоциям, ее духу, научиться понимать себя для себя же. После перехода на диету из органической и полезной пищи она уже похудела на несколько фунтов, хотя так и не смогла отказаться от шоколадок и печенья, одно из которых сейчас нащупала в кармане, освободила от блестящей упаковки и жадно откусила. Доктор Дирбон сказала, что ни ей, ни кому-либо еще доподлинно неизвестно, усугубляет ли шоколад проблемы с кожей или нет, но все же предложила Дебби постепенно сокращать его потребление. Ну, она сократила. Немножечко.
Неумолимо светало. Она почти дошла до вершины Холма, где в огромный круг выстроились древние дубы, ориентиры для всего Лаффертона. Их голые ветви слегка соприкасались друг с другом, издавая тихий шелест, и легкий ветер растрепал волосы Дебби. Тут была каменная скамейка – просто одна плоская глыба, положенная сверху на две другие, – и она села на нее и посмотрела на восток, на светлеющее небо, которое теперь окрасилось ярко-розовым по тонкой кромке, где соприкасалось с темной землей. Она испытала абсолютную, будоражащую уверенность в том, что это действительно было ее особенное время, когда она пребывала в предельном созвучии с силами природы, со Вселенной, с естественным миром, с гармонией сфер… с вещами, которые она не могла до конца понять, но, как она теперь полагала, могла почувствовать. В рассветах она всегда сможет черпать силу и утешение, в это время она будет обновлять свои энергии и планировать будущее, доверившись направляющей руке света. Она могла слышать голос Давы, который все продолжал и продолжал тихо звучать у нее в ушах, когда она ложилась на диван, словно текущий поток, никогда не останавливающийся, никогда не меняющий свой ритм.
Свет разлился по небу, наползая на темноту и растворяя ее, а затем макушка солнца и красно-розовое зарево стали постепенно подниматься из-за края земли. Дебби задержала дыхание. Где-то прямо над ней начала петь птица, хотя она не имела ни малейшего понятия, кто это. Она знала, что позже, весной, тут будет петь целый хор птиц, и люди будут подниматься сюда, только чтобы их послушать. Она не была уверена, что ей это понравится. Она хотела, чтобы это место, в это время, существовало только для нее.
Где-то на нижних склонах, очень далеко, она услышала свист. Теперь она могла ясно различить собор, его каменные стены, тронутые восходящим солнцем. Это было потрясающе. Мир создавался заново на ее глазах, как будто он был мертв, а теперь возвращался к жизни, или как будто невидимый художник писал картину, а она за этим наблюдала.
Она достала карточки и прочитала их, а потом зачитала фразы вслух, хотя и тихо, потому что чувствовала себя немного глупо.
– Мое время, – сказала она радостно, – это мое время.
Сэнди, наверное, уже встала и плетется в ванную в своей яркой и свежей лимонно-желтой ночной рубашке, чтобы начать сражение с их капризным горячим краном и принять душ. Начинался обычный день. «Для обычных людей», – внезапно для самой себя подумала Дебби, ведь она испытала неожиданное, странное чувство, что она – не обычная, не такая, как другие, как все эти люди в их маленьких домиках, квартирках, машинках или бунгало, как у ее соседей в Лаффертоне, что она другая, избранная, призванная для получения особого знания, способная на необычайные озарения. Она была не той прежней несчастной толстой Дебби Паркер с плохой кожей, она была избранницей Давы, на нее были возложены руки, и она преобразилась.
Ей хотелось петь.
А еще ей хотелось есть и в туалет. Солнце встало, ее особенное время кончилось. Она сунула фонарик обратно в карман и весело зашагала вниз по тропинке.
В самом низу, выйдя на широкую дорогу, она заметила знакомый белый фургон, стоявший к ней под каким-то странным углом. Ее сердце подпрыгнуло в груди. Она была уверена, совершенно уверена, что это был фургон мужчины, который тогда пришел ей на помощь, который уехал на нем и исчез, не как человек, а как ангел. Она остановилась.
Кто-то, как ей показалось, сидел на переднем сиденье сильно согнувшись, почти вываливаясь из открытой двери фургона. И совсем не двигался.
Либо этот человек так скрючился, чтобы починить что-нибудь рядом с педалями, а значит, его фургон сломался, либо ему стало плохо или он сильно поранился.
Она подошла ближе и протиснулась между кустами и открытой дверью фургона, пытаясь быстро сообразить, стоит ли ей бежать за помощью и кричать, и сможет ли она оказать первую помощь. То, что она должна помочь ему, было вне всяких сомнений, ведь он помог ей. Он пришел спасти ее, и убедился, что она вне опасности, а сейчас она видит его в таком положении.
Она наконец отодвинула ветки кустарника и оказалась прямо рядом с его ногами, потому что он полулежал на переднем сиденье фургона; но потом он резко дернулся и мгновенно откинулся на спинку одним быстрым и мощным движением. Значит, беда была с фургоном, а не с ним. Она почувствовала огромное облегчение, осознав, что до ужаса боялась того, что могла там обнаружить, – кровь или, например, его самого, умершего от сердечного приступа.
Он выпрыгнул из фургона, встал и посмотрел прямо на нее, улыбаясь. Это был он.
– Здравствуй, Дебби, – сказал он.
У нее не было ни единого шанса, он застал ее врасплох и вывел из равновесия, как и рассчитывал. Вот она стоит, разволновавшись и готовясь заговорить, а через секунду он берет ее в неожиданный сильный захват. Он откидывает ей голову назад, сворачивая шею, и поднимает над землей одним отточенным, уверенным движением. На мгновение Дебби испытала удивление, на мгновение – невыносимую боль, а потом небо превратилось в черную воронку с пылающими звездами, а ее тело стало подниматься и опускаться, подниматься и опускаться. Вся она стала болью, и двигалась она в темноту. Единственное, чего она не испытала, чего у нее не было шанса испытать перед тем, как все закончилось, был страх.
Три минуты спустя ее тело охлаждалось в морозильной камере фургона, который медленно и размеренно уехал прочь, свернул с дороги и выехал на главную улицу.
Бизнес-парк «Уиппл-Драйв» на окраине Лаффертона был выстроен год назад и состоял из спроектированных лучшими архитекторами и разнесенных в пространстве кварталов разного назначения, включая блоки с полностью оборудованными офисами в двухэтажных зданиях, более компактные территории складских помещений и крытых гаражей. Здесь был приятный ландшафт с пологими склонами, покрытыми газоном, и молодыми, недавно высаженными рябинами.
Белый фургон проехал по еще пустой в этот час дороге для служебного транспорта и повернул направо в ее дальнем конце, к рабочему кварталу, который примыкал к забору по периметру парка и даже выходил за его пределы, занимая пустое пространство рядом с главной железной дорогой. Последний квартал был самым большим, и туда организовали отдельный въезд. Здесь располагался один небольшой офис, а за ним – огромное крытое хранилище, к которому и подъехал фургон. Его двери открылись, как и двери хранилища, из которых выехали длинные стальные рельсы, куда был погружен холодильник с телом Дебби Паркер и отправлен внутрь. А потом двери закрылись и вновь были заперты на двойной замок, а фургон поехал в гараж.
