Разница лишь в том, что без немецкой поддержки русские смогли бы нанести куда более тяжелое, нежели получилось в Галиции, поражение австрийцам. Однако Шлиффен вполне допускал «размен» Вены на Париж, и был в этом абсолютно прав, так как при данном «размене» Россия не смогла бы устоять перед мощью переброшенных из побежденной Франции германских армий. Переброска двух корпусов на Восток стала той решительной причиной, что определила исход мирового конфликта в пользу Антанты. Слишком много ошибок допустило французское командование при развертывании, чтобы своевременно нивелировать стратегическое преимущество германского оперативного планирования.
В то время как на обоих фронтах определялась судьба войны, 70 тыс. штыков и сабель преспокойно катили через всю Германию в эшелонах с Запада на Восток. Причина этому – в корне неверная оценка сложившейся ситуации и во Франции, и в Восточной Пруссии Х. Мольтке-Младшим. Француз уничижающе пишет о Мольтке: «Во время войны он дает себя смутить русским наступлением, у него уже с самого начала не хватает духа, и, что уже совсем неблагоразумно, он ослабляет маневренное крыло, отнимая у него два корпуса. В течение операций с его стороны не видно никакого руководства. Когда он случайно желает вмешаться, то напрасно прикрывается именем императора; он не пользуется никаким авторитетом, его не слушают»
[113].
К погрузке для отправки на Восток предназначались 5-й армейский корпус из состава 5-й армии (возвращен на Западный фронт, но опоздал к началу битвы на Марне – еще 45 тыс. штыков) и одна кавалерийская дивизия. Еще три корпуса, как говорилось выше, были уже введены в бой на левом крыле в Лотарингии и потому остались во Франции. Таким образом, успехи русских в Восточной Пруссии заставили Верховное германское командование потерять голову и проиграть «блицкриг», а с ним и всю войну, выдернув из ударного крыла несколько десятков тысяч штыков. А.А. Керсновский совершенно справедливо и блестяще отметил: «Гумбиннен родил Марну – геройские полки и батареи 25-й и 27-й дивизий своей блестящей работой на гумбинненском поле решили участь всей Мировой войны!»
Командарм-8 М. фон Притвиц унд Гаффрон (уже после телеграммы в Ставку Верховного командования о своем намерении отойти за Вислу) все-таки сумел преодолеть негативные настроения в войсках и собственном штабе и приказал начать воплощать в жизнь план активной обороны Восточной Пруссии. То есть 9 августа, после двухсуточного обдумывания ситуации, Притвиц пришел к выводу о продолжении (или возобновлении) обороны провинции. Это было логично, так как доказано, что в современной войне высшим штабам необходимо иметь двое-трое суток для объективной оценки ситуации. Тем более, что немцы получили сведения об отсутствии преследования со стороны 1-й русской армии, и даже более того – о движении главных сил Ренненкампфа не на юго-запад, а в противоположном направлении – на север, к Кенигсбергу.
Однако поздно вечером 8 августа, когда Притвиц уже переменил свое решение и приступил к разработке операции против 2-й русской армии, Мольтке-Младший предложил кайзеру сменить командование 8-й армией. Смена командования проистекала из двух причин: во-первых, решительное отражение русского наступления требовало волевого и несокрушимого командира, а Притвиц уже однажды посмел усомниться в успехе обороны Восточной Пруссии. Во-вторых, некоторые разногласия внутри высшего командного состава 8-й германской армии вызывал сам способ претворения в жизнь плана разгрома 2-й русской армии.
В итоге 10 августа на Восточный фронт прибывает новое командование – П. фон Бенкендорф унд фон Гинденбург и его начальник штаба Э. Людендорф. Этим людям предстоит командовать Восточным фронтом до середины 1916 г., после чего они возглавят Верховное командование Германии, а значит, и всего Центрального блока. Впоследствии, в 1920—1930-е гг., оба эти генерала сыграют чрезвычайно важную роль в передаче власти в Германии национал-социалистскому режиму А. Гитлера. Но пока еще речь об этом не шла: нужно было любой ценой остановить русские армии вторжения, победоносно продвигавшиеся по Восточной Пруссии. Как говорит военный историк, «весь смысл смены командования в Восточной Пруссии в критическую минуту и заключался в необходимости повернуть рычаг операции, а с нею и боевого счастья на сторону германцев, для чего требовался решительный переход от отступления к наступлению»
[114].
Задача, стоявшая перед новым германским командованием на Востоке, неимоверно усложнилась, по сравнению с началом войны. Если М. фон Притвиц имел полную возможность громить русских по частям, то теперь обе русские армии уже стояли на немецкой земле и угрожали смыканием «клещей» в тылу 8-й германской армии. Расстояние между русскими армиями сокращалось с каждым часом, а потому операция против одной из них должна была теперь строиться на грани риска, так как нанести решительное поражение в один день невозможно, а русские всегда могли успеть подать друг другу «руку помощи». Нельзя сбрасывать со счетов и моральный фактор.
«Неповторимый тандем» этих двух генералов оказался одним из наиболее удачных кадровых назначений кайзера в годы Первой мировой войны. Одним из секретов превосходства германской армии в руководстве войсками заключался в том, что немцами практиковалось «двойное командование», впоследствии принятое во всех армиях мира, как неотъемлемое явление современной войны. Если в русской (да и в прочих) армии начальник штаба, как правило, являлся простым (зачастую – безликим) исполнителем замыслов командира, то у немцев начальник штаба являлся полноправным сотрудником своего начальника (в ходе войны русские постепенно эволюционировали: достаточно вспомнить роль штаба Юго-Западного фронта в подготовке Луцкого прорыва в кампании 1916 г.). Вследствие этого в Германии начальниками крупных войсковых единиц от армии до корпуса, а то и дивизии, назначались командиры, происходившие из знатных дворянских родов (носившие приставку «фон»). А начальниками штаба к ним приходили талантливые выходцы из незнатного дворянства или буржуазных кругов. В итоге в германской армии сочетались военно-дворянская иерархия, как неотъемлемая черта монархической империи, и высокое качество организации и руководства.
Так, П. фон Гинденбург был возвращен из отставки, в которую он был отправлен еще в 1911 г. в чине генерала пехоты. В свое время Гинденбурга высоко ценили высшие германские военные руководители: начальники Большого Генерального штаба Х. Мольтке-Старший, А. фон Вальдерзее, А. фон Шлиффен. Еще в 1880—1890-х гг. эти люди считали, что Гинденбург обладает всеми данными, чтобы в будущем возглавлять высшие штабы. Этот еще бодрый 67-летний генерал получил в помощники одного из ведущих сотрудников оперативного отдела Генерального штаба перед войной, героя штурма сильной бельгийской крепости Льеж, генерала Э. Людендорфа.
В свое время Людендорф был одним из ближайших сотрудников покойного графа Шлиффена, и долгое время работал в Большом Генеральном штабе. Мольтке-Младший выдвинул кандидатуру Людендорфа еще и потому, что прекрасно знал его качества – в свое время Людендорф был адъютантом у Мольтке. Характерно, что в связи с создавшимся тяжелым положением было решено, что оба генерала будут нести общую ответственность за операции на Восточном фронте. В итоге хладнокровие и твердость Гинденбурга сверхудачно сочетались с талантом и умом Людендорфа, что и позволило им на протяжении двух лет вести удачные бои на Восточном фронте с русскими армиями, как правило, обладавшими численным превосходством.
