Командарм-1, донеся главкосевзапу, что 1-й и 17-й германский корпуса, скорее всего, отступают в крепость, стал инициатором движения на Кенигсберг, а главнокомандующий фронтом охотно поддержал его, будучи убежден в слабости противника. Другое дело, что часть войск 1-го германского корпуса действительно отступила в Кенигсберг, но не для того, чтобы оборонять его форты, а для того, чтобы быть переброшенной через Мариенбург по северной железнодорожной магистрали против русского левого фланга. В итоге 13-го числа 1-я армия получила директиву штаба фронта, предписывавшую обложение Кенигсберга силами двух корпусов. Директива, в частности, гласила: «Дальнейшей целью 1-й армии ставится: 1). Обложение Кенигсберга частью сил, примерно двумя корпусами, впредь до замены их резервными дивизиями; 2). Преследование остальными силами армии той части войск противника, которая, не укрывшись в Кенигсберге, стала бы отступать к Висле…»
И действительно, один 4-й армейский корпус Э. Хана Султана Гирея Алиева (это как раз и есть – «остальные силы армии») все-таки медленно двинулся вслед за отступавшими к Алленштейну немцами. Но даже и тогда та группировка, что прикрывала тылы 1-й армии от контрудара из Летценского укрепленного района – 1-я кавалерийская дивизия и 5-я стрелковая бригада – также не стояла на месте, а все-таки медленно шла на юго-запад, к Алленштейну. То есть, кроме тех войск, что штаб фронта приказал оставить для блокады крепости Кенигсберг (два армейских корпуса), все прочие подразделения продвигались вслед за немцами.
Да, русские наступали медленно. Однако данная осторожность диктовалась нехваткой сил: только 11 августа германские 17-й армейский и 1-й резервный корпуса, прикрытые 1-й кавалерийской дивизией, сумели окончательно оторваться от русского наблюдения, совершив усиленный переход на юг и выходя на правый фланг 2-й русской армии. Напомним, что первоначально, войска генералов Макензена и Белова должны были прикрывать проведение контрудара против 2-й русской армии со стороны вероятного наступления 1-й русской армии. Только убедившись, что русские двигаются к крепости Кенигсберг, немцы бросились вперед всеми силами своей 8-й армии. Информацию об этом движении войск Ренненкампфа германское командование получило от того рода войск, которому в русских штабах пока еще не доверяли: авиации. Участник войны пишет: «После того как авиационная разведка донесла, что русская армия только с 24 августа [нового стиля] медленно продолжает наступление на Кенигсберг, сделалось возможным двинуть 17-й армейский корпус из района восточнее Инстербурга и 1-й резервный корпус для решительного удара по Наревской армии под Танненбергом»
[134].
Против 1-й русской армии оставалась лишь относительно слабая завеса, войска которой были снабжены броневиками и бронепоездами, что позволяло немцам успешно демонстрировать русским несравненно большие силы, нежели те, которыми они обладали в действительности. Так что, когда мы говорим, что русскую 1-ю армию на пути к Алленштейну успешно сдерживали только лишь германская кавалерийская дивизия при поддержке двух ландверных бригад, то нельзя забывать, что сдерживали они не всю 1-ю армию, а по сути лишь один армейский корпус. И этот корпус, вдобавок, должен был прикрываться кавалерийской дивизией и пехотной бригадой и от Летцена – то есть продвигался вперед весьма нерешительно.
Но здесь командарм-1 допустил очередную тяжелую ошибку (первая ошибка – отказ от немедленного штурма Летценского укрепленного района, вторая – движение к Кенигсбергу, вследствие неверной оценки сложившейся обстановки): двинул главную массу конницы также к Кенигсбергу. 82 эскадрона и сотни Г. Хана Нахичеванского медленно продвигались с юга на северо-запад, обходя германскую крепость, а на соединение с правофланговыми частями 2-й армии пошел только слабый конный отряд В.И. Гурко в 18 эскадронов. Фланг конницы Гурко со стороны Летцена обеспечивался подразделениями 5-й стрелковой бригады. Этим ненужным и в данной обстановке бессмысленным маневрированием командарм-1 окончательно отказался от мысли взаимодействия с 2-й армией, слишком узко понимая свою задачу и преследуя исключительно сепаратные цели в ходе операции, к чему Ренненкампфа подталкивал и штаб фронта. Как говорит участник событий, «увлечение крепостью Кенигсберг… сыграло печальную роль при оказании помощи 2-й армии, оттянув массу кавалерии к этой крепости далеко от места, где разыгрывались решительные бои, почему естественно кавалерия опоздала. Кавалерийские начальники до некоторой степени поправляли ошибки армейского командования (движение ген. Хана Нахичеванского на Гутштадт), но, плохо ориентированные в общей обстановке, делали это нерешительно, без ясно поставленной цели и легко отказывались от своих решений»
[135].
Безусловно, штаб фронта вовсе не рассчитывал, что 1-я армия будет выполнять функции Блокадного корпуса вплоть до окончания операции. Предполагалось, что впоследствии линейные корпуса будут сменены резервными дивизиями, но о сроках не говорилось: Жилинский забивал второочередными частями приграничные крепости, которым никто не угрожал. Только к 18 августа, когда 2-я армия уже потерпит поражение, Ренненкампф получит в свое распоряжение 7 второочередных пехотных дивизий. Но и здесь лишь две дивизии составят полевой 26-й армейский корпус А.А. Гернгросса. Прочие же отправлялись в крепости: например, в Ковно были отправлены 53-я (С.И. Федоров) и 73-я (Г.А. Левицкий) пехотные дивизии общей численностью до 30 тыс. штыков, а в Усть-Двинск – 68-я пехотная дивизия (А.Н. Апрелев) силой в 14 тыс. штыков.
Согласно предвоенным представлениям, которые будут развеяны лишь немцами в Бельгии, осада крепости требовала сосредоточения резервов и подтягивания тяжелой артиллерии. На все это требовалось немалое время. Однако обложение крепости признавалось первостепенным фактором: в русском Генеральном штабе считали, что, сохранив в своих руках крепость-порт Кенигсберг, немцы, обладая господством на Балтийском море, сумеют сковать в Восточной Пруссии значительные силы русских, даже при условии очищения провинции и выхода русских армий к устью Вислы.
Бесспорно, что Кенигсберг следовало выключить из активной борьбы хотя бы уже потому, что от крепости шла железная дорога за Вислу вдоль морского побережья. Помимо протяженности крепостного района, русские должны были перерезать и железную дорогу, уводившую из Кенигсберга за Вислу вдоль побережья Балтийского моря. Но привлечения к блокаде перволинейных войск, потребных в полевой маневренной борьбе, не требовалось. В крайнем случае, можно было притянуть под Кенигсберг тот самый 2-й армейский корпус, бесцельно сосредоточенный перед Летценским укрепленным районом с его восточной стороны.
Таким образом, можно видеть, что русские высшие штабы совершенно не сознавали принципов темпа операции, действуя так, как не воевали уже и полсотни лет назад (медленное выдвижение к Плевне в 1877 г. и лобовые штурмы позволили Осман-паше закрепиться и затянуть войну как минимум на полгода). Небольшая 1-я армия не могла справиться одновременно со всеми задачами: обложение Кенигсберга и преследование отходившего противника. Отсутствие разведывательных данных вынуждало русское командование наудачу выстраивать логическую цепочку действий со стороны немцев, ставя себя на место неприятеля. В итоге русское командование, как на уровне армии, так и на уровне фронта, пришло к заключению, что отступающий враг разделился: часть отходит в Кенигсберг, а часть – за Вислу по железной дороге на Алленштейн – Остероде.
