Одновременно с тем усиление полевых войск тяжелой артиллерией придавало пехоте чрезвычайную устойчивость при обороне. Точно так же, на правом крыле, тяжелая артиллерия становилась средством наступления, которому французы ничего не могли противопоставить. Как справедливо полагает С.Б. Переслегин, «Шлиффену нужно было обеспечить максимальную подвижность правого крыла. На уровне тактики эта задача была решена включением в состав полевых войск (в качестве наступательного оружия!) тяжелой гаубичной артиллерии. Мне представляется, что в этом заключена техническая основа плана Шлиффена. Штатное включение тяжелой артиллерии в состав корпусов дало немцам решающее тактическое преимущество в бою».
Соображения престижа требовали от французов удара в Эльзас, дабы придать войне характер освободительной борьбы. И это немцы также отлично понимали. Потому Шлиффен и был уверен, что противник увлечется наступлением в глубь Эльзас-Лотарингии, а левое германское крыло сможет драться то необходимое время, что потребуется правому крылу на взятие Парижа и движение к швейцарской границе с запада, на окружение основных сил французов, скованных в Эльзасе. Обойти части левого крыла французы заведомо не могли, будучи скованы немецкой крепостной системой и швейцарской границей, а в лобовом, фронтальном столкновении значительную роль играет тактическое превосходство войск, которое было на стороне германцев – заблаговременно подготовленные укрепления и тяжелая полевая артиллерия.
Изменив соотношение сил на крыльях как 3: 1, преемник Шлиффена на посту начальника Генерального штаба Х. Мольтке-Младший еще до первого выстрела фактически проиграл блицкриг. Тот самый блицкриг, который один только и мог дать победу в Большой Европейской войне германской стороне. Более того, накануне решающего сражения под Парижем (перед Битвой на Марне) два армейских корпуса и кавалерийская дивизия были отправлены в Восточную Пруссию, чтобы остановить русское наступление в глубь Германии. В то же время те 60 батальонов, что в самый критический момент были отправлены на Восточный фронт, смогли бы сыграть ключевую роль в боях 1-й армии А. фон Клука близ Парижа. Им требовалось выиграть время до подхода подкреплений, так как французское командование в самом начале войны также допустило ряд тяжелых ошибок, едва-едва не приведших к немецкой победе даже в том чрезвычайно «обкорнанном» варианте плана Шлиффена, что был принят Мольтке-Младшим.
Таким образом, германское Верховное командование допустило сразу две решающие ошибки, которые в конечном счете перевесили все те несуразности, что провели в жизнь своими действиями французы и русские. Во-первых, еще до войны давление определенных политических кругов вынудило германский Генеральный штаб усилить второстепенные направления (Эльзас-Лотарингия и Восточная Пруссия) в ущерб главному (Бельгия).
Во-вторых, уже в ходе военных действий (12 августа) немцы ослабили опять-таки главное направление, сняв с него еще два армейских корпуса. Эти корпуса были отправлены на Восток, а еще один, выведенный из состава армий левого крыла, не успел к моменту французского контрудара со стороны Парижа по германской 1-й армии. А.А. Свечин верно отметил, что «отказ германцев от атаки Парижа являлся логическим следствием отправки подкреплений в Восточную Пруссию и решения прорвать со стороны Лотарингии французские укрепленные пограничные позиции»
[22]. Кроме того, в тылу наступавших германских армий оказались еще как минимум три корпуса: два резервных корпуса (3-й и 9-й) были выдвинуты к Антверпену, где укрылась бельгийская армия, и еще один – 7-й армейский корпус – был задержан под крепостью Мобеж. Разбросав массу сил и средств по второстепенным театрам, и теперь, заведомо не имея решающего превосходства, германцы сами вырыли себе могилу.
И если отчасти верно, что французский главнокомандующий Ж. Жоффр в конечном счете переиграл немцев и спас Париж и армию путем быстрой переброски сил на свое левое крыло, обеспечив себе превосходство сил перед «Битвой на Марне», то не менее очевидно, что лишние 80 тыс. немецких штыков и сабель со своей артиллерией вполне могли удержать пространство и оперативную паузу, необходимые для броска на Париж после новой перегруппировки. И это при том, что отчаянное сопротивление бельгийцев заставило немцев потерять темп рассчитанного наступления. Это были те самые войска, которых не хватило на правом крыле для закрытия бреши между 1-й и 2-й германскими армиями в момент движения 1-й армии к Парижу.
Что касается цифр… Численность германского перволинейного корпуса – 45,5 тыс. штыков (на Восток отправлен 11-й армейский корпус О. фон Плюскова из 3-й армии). Численность резервного корпуса – 37 тыс. штыков (на Восток отправлен Гвардейский резервный корпус М. фон Гальвица из 2-й армии). Это – при соответствующей артиллерии, в том числе и тяжелых гаубичных батареях (резервные корпуса в начале войны не имели тяжелой артиллерии). Численность кавалерийской дивизии – около 4 тыс. сабель (на Восток отправлена 8-я кавалерийская дивизия, но из состава 6-й армии левого крыла). Эти войска не состояли в крайней 1-й армии, но вполне могли быть переброшены на ее поддержку, раз уж сочли возможным перевозить их в Восточную Пруссию.
Когда в переломных боях 23–24 августа 1-я германская армия была контратакована от Парижа 6-й французской армией М. Монури, немецкий командарм-1 А. фон Клюк перебросил на угрожаемый участок два корпуса и отбросил французов. Дальше оставалось преследование откатывавшихся к Парижу французов и разгром их под стенами французской столицы. Но при этом между 1-й и 2-й армиями образовался 30-километровый разрыв, в который вклинились англичане и 5-я французская армия, и уже 27 августа командующий 2-й германской армией К. фон Бюлов отдал приказ об отходе на Марну. Отход уже сам собой, как факт, знаменовал провал удара на Париж, а следовательно, и всего блицкрига, предпринимаемого немцами согласно «Плану Шлиффена».
Германцам не хватило совсем немного войск. Как раз тех, что убыли на Восток, а будь у Бюлова еще Гвардейский резервный корпус, тогда немцы сумели бы прикрыть брешь и продолжить наступление с неослабевающей яростью. Французский генерал Дюпон впоследствии писал по этому поводу: «Эта главная ошибка (переброска войск на Восток. – Авт.) была, быть может, нашим спасением. Представьте себе гвардейский резервный корпус на своем месте 7 сентября между Бюловым и Клюком, 11-й армейский корпус и 8-ю саксонскую кав. дивизию с армией фон Гаузена 9 сентября в Фер-Шампенуазе; какие могли быть последствия?.. От такой ошибки начальника германского Генерального штаба в 1914 году другой Мольтке, дядя, должен был содрогнуться в могиле!»
[23]
Дело не только в количестве штыков в нужном месте в нужное время, но еще и в психологии. Как известно, приказ об отступлении германских армий правого ударного крыла на Марне был отдан доверенным посланником Х. Мольтке-Младшего – подполковником Р. Хенчем. Посланник начальника Большого Генерального штаба объехал все армии, вторгнувшиеся во Францию, и нашел уныние в штабе только одной из них – 2-й армии, которой командовал К. фон Бюлов. Именно в его оперативном подчинении находилась еще и 1-я армия А. фон Клука, совершавшая захождение на Париж. В ходе сражения на реке Урк командарм-1 перебросил два корпуса на свой оголившийся фланг, чем увеличил разрыв со 2-й армией. В свою очередь, после отправки двух корпусов на Восточный фронт командарм-2 еще больше сжал свою армию в кулак, чем опять-таки лишь увеличил разрыв, окончательно оголив внутренние фланги 2-й и 1-й армий. Именно в связи с этим в штабе 2-й армии и воцарилось уныние, так как Бюлов уже не рассчитывал на победу под стенами Парижа. Ибо 1-я армия была вынуждена наступать не в обход французской столицы с запада, а прямо в лоб, оголяя и подставляя свой внешний фланг под вероятный контрудар англо-французов. Поэтому, даже когда подполковник Хенч убедился, что штаб 1-й армии полон оптимизма, он все-таки (предъявив полномочия Верховного командования) приказал обеим армиям отступать.
