Однако отправка Безанвалем в центр Парижа немецкой кавалерии без четкой постановки задачи, а только в качестве демонстрации силы, оказалась далеко не лучшей идеей и лишь привела публику в раздражение, которое выплеснулось на ничем еще не успевших провиниться солдат. С террасы сада Тюильри их принялись оскорблять и забрасывать различными предметами. Командовавший полком принц Ламбеск, утратив терпение, приказал подчиненным разогнать толпу в Тюильри, нанося саблями удары плашмя. Приказ был выполнен, в результате чего несколько человек оказались помяты, в том числе почтенный старик, оказавшийся на пути коня самого Ламбеска. Молва, однако, тут же объявила, что принц лично зарубил саблей несчастного. К вечеру Безанвалю пришлось отозвать с площади Людовика XV немецкую кавалерию, которую к тому времени стали обстреливать еще и солдаты французской гвардии, покинувшие свои казармы.
Продемонстрированная властями беспомощность и преувеличенные слухи о якобы произошедшем в ходе инцидента в саду Тюильри кровопролитии подтолкнули бунтовщиков к более радикальным действиям. В ночь на 13 июля были сожжены таможенные заставы на въездах в Париж и разграблен монастырь Сен-Лазар. Анархия все больше охватывала столицу. Усиливались панические настроения: горожане боялись и введения в город войск, и бесчинства маргинальных элементов. Утром в Ратуше собрались выборщики (избиратели второй ступени) во главе с Жаком Флесселем, купеческим прево Парижа (аналог должности мэра). Они постановили учредить фактически новый муниципалитет – Постоянный комитет – и городскую милицию (ополчение), чтобы поддерживать порядок на улицах, а в случае необходимости – защитить парижан от королевской армии.
Милиция нуждалась в оружии, и вечером делегация Постоянного комитета посетила Дом инвалидов, попросив коменданта замка – а им был маркиз де Сомбрёй – выдать ружья и пушки. Старый служака, участвовавший еще мальчишкой в войне за Австрийское наследство, ответил именно так, как ответил бы на его месте любой кадровый офицер любой армии – отказал. Если военные начнут раздавать оружие всем желающим по первому требованию, ни армия, ни государство долго не просуществуют.
Однако правительство в течение всего этого дня и последующей ночи никак не обозначило своего отношения к происходившему в Париже. Размещенные на Марсовом поле войска так и не дождались из Версаля приказов ни от короля, ни от военного министра – 70-летнего герцога де Брольи – и чувствовали себя покинутыми. Фактически вся ответственность за принятие решений легла на плечи барона Безанваля, который менее всего был готов к такой ноше. Боевой офицер в далекой молодости, он давно уже превратился в утомленного жизнью куртизана, озабоченного лишь поиском благоволения монаршей четы. К тому же, находясь последнее время в немилости у королевы, он избегал каких-либо резких действий, способных осложнить его положение при дворе. Между тем сложившаяся в Париже ситуация требовала от него таких же решительных шагов, которые в схожих обстоятельствах шесть лет спустя предпримет генерал Бонапарт, расстреляв повстанцев картечью. Но Безанваль не был Бонапартом. Утром 14 июля, когда толпы парижан, требуя оружия, окружили Дом инвалидов, он не только не пришел на помощь его гарнизону, но и увел свои войска из Парижа, бросив на произвол судьбы солдат, охранявших расположенные в городе военные объекты. Не получив поддержки, гарнизон Дома инвалидов не стал сопротивляться и позволил осаждавшим захватить 40 тысяч ружей и 20 пушек. Однако пороха не хватало, и повстанцы отправились за ним в Бастилию.
Построенная в XIV веке, крепость Бастилия составляла когда-то важную часть укреплений Парижа, а затем использовалась как политическая тюрьма. Но к 1789 году она лишилась обеих этих функций. Пятью годами ранее правительство даже приняло решение о ее сносе, но в казне не нашлось на это денег. Теперь там находился небольшой гарнизон из 82 ветеранов и 32 швейцарских гвардейцев, охранявших военные склады и 7 узников, осужденных по уголовным статьям. Во главе гарнизона стоял маркиз Делонэ. Человек сугубо мирный, он всю жизнь занимал лишь административные посты и не имел боевого опыта. Тем не менее, выбирая между капитуляцией и долгом, он выбрал второе. Любезно приняв делегацию из Ратуши, Делонэ отказался отдать порох, обещав, однако, не стрелять в вооруженную толпу, окружившую Бастилию. Действительно, если бы пушки крепости открыли огонь, они бы напрочь смели не только нестройные ряды мятежников, но и добрую половину Сент-Антуанского предместья.
Последующие делегации Постоянного комитета получили столь же вежливый, но твердый отказ. Долгие переговоры истощили терпение осаждавших. Наиболее предприимчивые из них разбили цепи, удерживавшие подъемный мост, он опустился, и толпа по нему хлынула во внешний двор крепости. Солдаты гарнизона отреагировали именно так, как уставы всех армий мира предписывают реагировать в случае несанкционированного проникновения на охраняемый объект: сделали предупреждение и открыли огонь. Около ста человек погибли, несколько десятков получили ранения.
Начался так называемый штурм Бастилии, выражавшийся в беспорядочном обстреле ее каменных стен из ружей. Только с прибытием солдат французской гвардии и пяти пушек из Дома инвалидов действия повстанцев приобрели более или менее организованный характер.
Штурм Бастилии в общей сложности длился около шести часов. Все это время комендант тщетно ждал от правительства подкреплений или хотя бы приказа о том, что делать дальше: сдаться или оказать полноценное сопротивление. Избегая большего кровопролития, Делонэ так и не применил артиллерию. Наконец, в 17 часов он согласился сложить оружие в обмен на обещание осаждавших сохранить жизнь защитникам Бастилии. Однако, как только толпа ворвалась в крепость, шестерых ветеранов линчевали на месте. Коменданта повели было в Ратушу, но, так и не доведя туда, зарезали по пути. Голову его надели на пику и стали носить по городу. На другой пике подняли голову купеческого прево Флесселя, которого убили, обнаружив у Делонэ его записку с просьбой продержаться до вечера в надежде на подход подкреплений.
В самом по себе взятии Бастилии не было ничего экстраординарного. Парижане и раньше, восстав против властей – во времена Католической лиги 1589 года и Фронды 1649 года, захватывали Бастилию, когда она действительно была укрепленным замком и политической тюрьмой. Беспрецедентной оказалась реакция властей на то, что произошло 14 июля 1789 года. Людовик XVI не только отозвал войска из окрестностей столицы и вернул Неккера в правительство, но и три дня спустя посетил парижскую Ратушу. Считается, что именно там он принял от членов Постоянного комитета красно-голубую кокарду – символ восставшего Парижа, добавив к ней белый цвет Бурбонов, – так появилось трехцветное знамя Французской революции. Этим, казалось бы, примирительным жестом король фактически санкционировал убийство людей, единственная вина которых состояла в исполнении своего государственного и воинского долга. Отныне никто из государственных служащих не мог быть уверен в своей безопасности. Продемонстрировав полную неспособность сохранить общественный порядок, монархия вступила в период неуклонно ускорявшегося распада.
