– Мне снятся удивительные сны, – сказал он ни с того ни с сего как-то вечером, когда мы сидели в зимнем саду. – Мне снится, что ты убийца. Что ты опасен. И я завидую тому, что ты опасен.
Я ведь знал: Карлу известно, что я каким-то образом подстроил аварию и «кадиллак» в тот вечер съехал с Козьего поворота, но он не говорил об этом ни слова, а я не видел ни единой причины все ему рассказывать и превращать в преступника, раз он услышит признание, но на меня не заявит. Так что я не ответил – пожелал спокойной ночи и ушел.
Определение «счастливый» больше всего подходит именно этому времени. У меня была любимая работа, машина, готовая отвезти меня куда угодно, и возможность претворить в жизнь любые подростковые сексуальные фантазии. Последним я ни перед кем похвастаться не мог, даже перед Карлом, потому как Рита сказала: «Ни одной живой душе», а поклялся я душой Карла.
И вот в один вечер случилось неизбежное. Как и всегда, Рита уехала раньше меня, чтобы нас не увидели вместе. Обычно я давал ей двадцать минут, но в тот вечер уже было поздно, я много работал в мастерской – и прошлой ночью, и весь день – и теперь, лежа в кровати, отдыхал. Ведь хотя дом на пастбище был куплен и перестроен на деньги господина Виллумсена, по словам Риты, ноги его там никогда не будет: для этого он слишком толстый и степенный, а тропа – крутая и длинная. Она объяснила, что дом он купил отчасти потому, что тот был больше дачи мэра Оса и он мог смотреть на нее сверху вниз. А отчасти это было чистой воды спекулятивное вложение в землю в тот период, когда Норвегия вот-вот должна была стать богатой нефтяной державой, – Виллумсен уже тогда почуял дачный бум, случившийся много лет спустя. Случившийся там, куда протянули шоссе, – результат случайности и действий муниципальных советов, подсуетившихся быстрее, но Виллумсен в любом случае рассуждал грамотно. В общем, я заснул, пока лежал и дожидался времени отъезда. Очнулся уже в четыре утра.
Через три четверти часа я был в Опгарде.
Ни Карлу, ни мне спать в спальне папы и мамы не хотелось, и я, стараясь не разбудить его, прокрался в нашу комнату. Я как раз аккуратно залезал на верхнюю кровать – Карл дернулся, и я, посмотрев вниз, увидел пару широко раскрытых глаз, светившихся в темноте.
– Нас посадят в тюрьму, – прошептал он, не просыпаясь.
– Чего? – переспросил я.
Он два раза моргнул, как бы стряхивая с себя это состояние, и я понял, что ему снился сон.
– Где ты был? – спросил он.
– С машиной возился, – ответил я, перелезая через перила.
– Нет.
– Нет?
– Приходил дядя Бернард, принес лабскаус. Спрашивал, где ты.
Я задержал дыхание:
– Я был с женщиной.
– С женщиной? Не с девушкой?
– Завтра поговорим, Карл. Нам через два часа вставать.
Я лежал и прислушивался к его дыханию – замедлилось ли. Ни разу.
– Ну и чего там с тюрьмой? – наконец спросил я.
– Мне снилось, что нас сажают в тюрьму за убийство, – ответил он.
Я затаил дыхание:
– И кого мы убили?
– Да это бред, – сказал он. – Друг друга.
33
Раннее утро. Я думал, впереди обычный день возни с машинами – простые, чисто технические задачи. Как говорится, ничто не предвещало…
Я был в мастерской, как и почти каждый день в течение последней пары лет, и начал возиться с машиной, когда подошел дядя Бернард и сообщил, что мне звонят. Я пошел за ним в контору.
Звонил ленсман Сигмунд Ольсен. Сказал, что хочет со мной поболтать. Узнать, как дела. Свозить меня ненадолго на рыбалку неподалеку от его дачи – она всего в нескольких километрах по шоссе. Он заедет за мной через пару часов. И хотя по телефону его голос звучал мягко, я понял, что это не приглашение, а приказ.
Разумеется, я задумался. Зачем так торопиться, если это всего лишь беседа ни о чем?
Я и дальше трудился над двигателем, а после обеда улегся на тележку и скользнул под машину, подальше от этого мира. Когда в голове бродят всякие мысли, ничто не успокаивает лучше, чем возня с машиной. Не знаю, сколько я так пролежал, пока не услышал чье-то покашливание. Возникло дурное предчувствие, – наверное, поэтому я немного выждал, прежде чем выкатиться на тележке наружу.
– Ты Рой, – произнес мужчина, стоявший и смотревший на меня. – У тебя кое-что есть – и это принадлежало мне.
Мужчиной оказался Виллум Виллумсен. Принадлежало. В прошлом.
Абсолютно беззащитный, я лежал у его ног.
– И что же это, Виллумсен?
– Ты прекрасно знаешь.
Я сглотнул. Ни черта я не успею сделать до того, как он выдавит из меня воздух, а с ним и жизнь. Я видал такое в Ортуне – даже была мысль насчет того, как это делается, но не как этого избежать. Я научился бить первым, и бить жестко, а не защищаться. Я затряс головой.
– Гидрокостюм, – сказал он. – Ласты, маска, баллон, клапан и трубка. Восемнадцать тысяч пятьсот шестьдесят крон.
Он громко рассмеялся, увидев облегчение на моем лице, – очевидно, он принял его за растерянность.
– Рой, я никогда не забываю совершенные сделки!
– Неужели? – Я встал на ноги и достал длинную тряпку, которой обычно вытирал руки. – И ту самую, когда мой отец купил «кадиллак», тоже, а?
– Ни в коем случае, – гоготнул Виллумсен – он уставился в никуда, словно вспоминал о чем-то приятном. – Не очень-то твой отец любил торговаться. Знать бы, как сильно не любил, я бы тогда, может, с самого начала запросил цену пониже.
– Да что вы? Совесть мучает?
Возможно, мне хотелось его опередить, на тот случай, если он пришел задать мне тот самый вопрос. Как говорится, лучшая защита – нападение. Не то чтобы я считал, что мне нужно защищаться, – стыдно мне не было. Уж точно не за это. В конце концов, меня, молодого парня, затащила в постель замужняя женщина – ну и что с того? Пусть они этот вопрос между собой улаживают, я драться за территорию не собираюсь. И все же я намотал тряпку на костяшки пальцев правой руки.
– Постоянно, – ответил он и улыбнулся. – Но если мне и дан от природы талант, то это умение справляться с муками совести.
– Да? – спросил я. – И как же?
Он усмехнулся – глаза утонули в складах жира – и притронулся к своему плечу:
– Когда сидящий справа дьявол спорит с ангелом на левом плече, я предоставляю дьяволу право высказаться первым. А затем закрываю дискуссию.
Виллумсен громко засмеялся. За смехом прозвучал шаркающий звук, словно машина ехала вперед, а ее вдруг сдало назад. Звук, издаваемый человеком, который в ближайшее время умрет.
– Я пришел из-за Риты, – сказал он.
Я оценил ситуацию. Виллумсен был крупнее и тяжелее меня, но физической угрозы он не представлял, если только оружие не достанет. А чем еще он станет мне угрожать? Я от него не завишу – ни финансово, ни как-то еще. Карлу или дяде Бернарду он, насколько я знал, ничем пригрозить не сможет.
