Мне очень хотелось сказать, что он будет в десять раз лучше зама. Только я предусмотрительно промолчала, чтобы не усугублять ситуацию.
— А что вы от меня хотите, Олег Анатольевич? Я никак вникнуть не могу. Не подскажете?
— Вот решил вам, так сказать, великодушно свою защиту предложить, раз вы перестали быть любовницей Григория Ивановича. Бывших, обычно. На рабочем месте не оставляют. А я могу за вас словечко замолвить, — он прямо как сердобольная мать семейства сложил ручки на своем животике и состроил гримасу святого.
— Благодарю, Олег Анатольевич, но со своими бывшими любовниками я разберусь сама, как и с подругами, впрочем. Без вашей помощи. А сейчас, простите, мне нужно работать, — и попыталась вытолкать его из кабинета.
— М-м-м, какое служебное рвение! Я это учту на будущее, — и с этими словами старый козел покинул мой кабинет.
А мне предстояло срочно разбираться с друзьями. Но я даже не представляла, что им скажу.
Глава 9
Возможно, я поступила совершенно неправильно. Но что сделано, то сделано. Отпросилась у главного бухгалтера, ссылаясь на женское недомогание, и после обеда уехала домой.
Дома, лишь только открыла двери, меня встретил уже достаточно мощный цокот копыт по полу и смешно дергающийся пятачок питомца:
— Шура, что-то случилось? Ты чего так рано?
Еще даже не успела разуться, как он прибежал. И меня словно прорвало. Медленно сползла по стене, усевшись прямо на голый пол, обхватила руками свиную голову и заревела, выплескивая на Петра все проблемы, которые случились со мной за последнее время.
Очнулась от того, что меня обнимало что-то большое и теплое. Оказывается, я даже не заметила, как он перекинулся в дракона и теперь закутал меня в кокон из своих крыльев.
Я прижалась к широкой бархатистой груди древнего ящера, прислушиваясь к мерному стуку его большого сердца. Почему-то на задворках сознания всплыл факт, что у пресмыкающихся сердца отличаются от человеческих. Они устроены более примитивно. В силу этого их и зовут холоднокровными. Только Петр холодным не был. Его тело было горячим, даже более чем у кошек-сфинксов. А под моими ладонями была бархатистая кожа, которую хотелось гладить и гладить.
— Успокоилась, моя маленькая? — вопрос неожиданно прозвучал в моей голове. Уши его точно не улавливали.
— Успокоилась, — в последний раз всхлипнула я.
— Вот и хорошо, — снова тот же голос проник в мою голову. Я не могу сказать, что он был незнакомым. Это был привычный басок Петруши. Лишь способ его передачи был иным.
— Я слышу твои мысли? — уточнила у ящера.
— Нет, — усмехнулся он снова в моих же мозгах, — пасть дракона не предназначена для разговоров. Если же я рыкну, половина нашего дома будет стоять у дверей и требовать объяснения, что случилось. Поэтому природа наградила нас способностью передавать мыслеформы и примитивную речь.
— А есть не примитивная речь? — удивилась я.
— Есть, — мне показалось, что зубастая пасть, которая сейчас была рядом с моим лицом, расползлась в улыбке. — Например, некоторые виды заклинаний. Но это не мешает нам оборачиваться людьми и обратно.
И эта улыбка странным образом привела мои мысли в порядок. Я выбралась из кокона его уютных объятий и перебралась в комнату.
— Самое простое решение: приводи их сюда и знакомь со мной.
— И ты не возражаешь? — уточнила на всякий случай я.
— Нет, мне все равно жить в это мире. Чем больше я буду иметь друзей и соратников, тем проще будет в нем устроиться. Я достаточно почитал и посмотрел. Понимаю, что перед человеком, появившимся из ниоткуда, проблем будет много и вопросов у компетентных органов тоже.
Я заглянула в глаза с вертикальными зрачками, которые хранили в себе мудрость тысячелетий. И неожиданно для самой себя чмокнула зубастую морду.
Из объятий дракона меня вырвал неожиданный звонок в двери. Петра дернулся и перекинулся обратно в порося, я вытерла следы слез со щек и пошла открывать.
Не успела повернуть замок, как в мою квартиру настоящим смерчем ворвался Григорий Иванович:
— Шура, ты чего творишь? Ты какую там сказку про нас с тобой сочинила? Или у тебя уже маразм на почве недотраха открылся? Тогда найди себе мужика, а в наши с Наташей отношения не лезь! — из его глаз буквально летели искры, а волосы на голове стояли дыбом. Выражение же лица не предвещало мне ничего хорошего.
— Сбруев, стоп! — я позволила себе фамильярное обращение, понимая, что сейчас передо мной стоит не директор зоопарка, а разгневанный самец, чужой самец. И я должна успокоить его любыми доступными мне способами, в рамках приличий естественно. Только Гриша ничего не слышал и не видел. Он пер на меня как танк, изливая проклятья.
Тут из комнаты с визгом выскочил поросенок и кинулся под ноги мужчине. А так как поросенком он был лишь по возрасту, но никак не повесу, незваный гость лихо перелетел через него и плашмя упал на пол. С чертыханиями Григорий Иванович встал на четвереньки, но затем снова опустился на пол, развернулся и сел, привалившись к стене.
— Убери свою свинью! — в гневе выкрикнул он. И если до этого момента мне не хватало смелости для активных действий, то оскорбления Петры я вынести не смогла и со всей дури залепила директору звонку пощечину.
Гриша схватился рукой за щеку, растерянно моргнул глазами и жалобным голосом, который никак не вязался с его брутальной внешностью, спросил:
— А вы чего деретесь?
— Я не дерусь, а пытаюсь привести тебя к тому состоянию, в котором с тобой можно будет нормально разговаривать.
— Ну, если ты считаешь, что с сотрясением мозга я более понятливый, чем без него, то я готов слушать! — более миролюбиво ответил мужчина.
Сказать я ничего не успела, как в незапертую дверь ворвался второй смерч в образе Савельевой. Она окинула взглядом помещение и мгновенно выцепила сидящего у стены Сбруева:
— А я-то надеялась, что Матвеев все врет! А, оказывается, это за моей спиной моя лучшая подруга с моим мужиком… — и с этими словами пощечину получила уже я.
Доля моей, вернее, нашей с Петрушей вины во всем этом была. Не отрицаю. Но не настолько же! Просто у некоторых мужиков (если их так можно называть) слишком длинный лживый язык. Наши действия грозили перерасти в банальный мордобой.
В это время поросенок, который все еще был здесь и, похоже, тоже соображал, что это такое и как из этого безобразия вырваться, громко гаркнул своим баском:
— А ну, всем оставаться на своих местах! Неподчинение главнокомандующему грозит смертной казнью! — последнее предложение было явно лишним. Говорящий свин их и без этих слов впечатлил. Гриша с Наташкой синхронно повернули голову в сторону Петра и застыли с открытыми ртами.
— Чего встали, как истуканы? Проходите в комнату. Рассказывать будем, что да как произошло, — выдал Петра и проследовал первым в комнату.
