— Нужно смотреть по датам, — тихо замечаю я. — Я вернулась из Америки два месяца назад. Главное — не промахнуться.
— Молодец, что подумала об этом, — улыбается Веприцкий и с уважением смотрит на меня. Наверное, впервые с момента нашего знакомства.
Суматошный день заканчивается для нас с Родиошей в массажном кабинете, что находится в подвале его усадьбы. В просторной комнате со светлыми стенами стоят два массажных стола. И за каждым трудится массажистка. Тонкая и крепкая азиатка. Выписал ли Веприцкий красоток из Таиланда или это местные кореянки, не знаю. Лишь млею от прикосновений сильных и ловких рук. Рядом на соседнем столе стонет от удовольствия сам Вепрь. Есть что-то необыкновенное и магическое в совместном массаже. И удовольствие как от секса. Будоражащее и расслабляющее одновременно.
— Мы забыли заехать ко мне за вещами, — лениво шепчу я, когда вместе с Родионом в обнимку бреду в нашу общую спальню. Упасть бы и не двигаться.
— Ерунда, — бормочет он нехотя. — После свадьбы заберем. Делов-то…
Родион заводит меня в комнату на третьем этаже и, крепко поцеловав прямо у дверей, сразу же куда-то уходит.
— Не жди, — бросает он на прощание.
— Да я и не собиралась, — фыркаю спокойно. — Только потом не забудь вынуть чужие кружевные трусики из карманов…
— Обязательно, — улыбается он криво и уходит.
«В банном халате далеко не уйдешь, — саму себя успокаиваю я. — Наверняка потащился в кабинет или в гостевую спальню. А жаль, — ехидно усмехаюсь я. — Мог бы остаться здесь и спать… на полу! — Мысль о том, что мной пренебрегли, застревает в душе обидой. — Какого вообще? И куда он направился в халате на голое тело? К тем самым массажисткам?» — мысленно вздыхаю я. Моя богатая фантазия мигом подсовывает картинки. Одна откровенней другой. Я подхожу к окну в надежде успокоиться и с высоты третьего этажа наблюдаю, как обе девчонки прыгают в малолитражку и уезжают прочь.
— Ну и с кем ты шпилишься, Родиоша? — гневно восклицаю я, заметавшись по комнате. Расслабон от массажа сменяется яростью. — Ну погоди, хорек, — шепчу я, бодрым шагом выходя из комнаты. И сразу останавливаюсь в пустом коридоре. Тонкие золотые светильники освещают развешанные по стенам картины. Какие-то нежные акварели. Пейзажи, твою мать! Краем глаза я замечаю, что все они написаны в одном стиле, но рассматривать каждую в отдельности у меня нет времени. Найти бы Веприцкого и прижучить его как следует. Может, так мне удастся избежать постылого брака, где никто никому не интересен? Спасибо большое, я точно знаю, каково это — жить с нелюбимым и не любящим тебя человеком.
— Так, — бормочу я себе под нос, думая, откуда начать поиски. — Мы с Родионом из массажного кабинета прошли через холл и поднялись по главной лестнице. Да и все помещения в той стороне не предполагают интима. Кухня, столовая, гостиная, библиотека… Нет, — замечаю я тихо. — Если страсть накроет, можно и в кухне на столе…
И направляюсь налево, чувствуя, как будто кто-то ведет меня за руку. Буквально через минуту я натыкаюсь на боковую лестницу и уверенно спускаюсь по ней на второй этаж. Ныряю в темный коридор, где находится моя бывшая комната. Хочу включить свет, но рука замирает в миллиметре от выключателя, а глаза осваиваются в темноте. Тем более что с лестницы падает свет. Немного, но достаточно, чтобы увидеть чуть приоткрытую дверь. Уловить едва различимый шепот. Совсем рядом кто-то бубнит себе под нос. Вепрь молится? Я вас умоляю!
Мне бы развернуться и уйти. Так, по крайней мере, советует здравый смысл, но мое прирожденное упрямство будто магнитом тянет меня к двери. Я подхожу поближе и замираю на месте. Мой грозный жених сидит посреди небольшой комнаты, залитой мягким отблеском горящих свечей, и с кем-то разговаривает. Просит прощения, что женится на мне…
«Твою ж налево!» — мысленно ругаюсь я, добавляя еще парочку выражений покрепче, и пытаюсь разглядеть, с кем это беседует мой милый.
Но кроме Вепря в комнате никого нет. Лишь огромные портреты, развешанные по стенам и расставленные на низком длинном комоде. Там же стоят и подсвечники, освещающие фотографии. Тусклый мерцающий свет искажает лица на снимках. Вернее, одно и то же лицо. Женщина! Погибшая или ушедшая возлюбленная Вепря. Я делаю шаг назад, чтобы поскорее уйти. Вернуться в спальню и притвориться спящей. Скорее! Но совершенно случайно оступаюсь и вскрикиваю от неожиданности. От моего голоса Родион вздрагивает. Затем резко разворачивается и, будто выброшенный катапультой, несется ко мне.
— Чижик, — рычит он, нависая надо мной грозной тенью. — Ненавижу когда шпионят…
— Я… мне… — лепечу я, пытаясь на ходу придумать правдоподобную версию.
— Ты сама напросилась, — тяжело вздыхает он, развязывая толстый пояс халата. По его недовольному лицу я вижу, что он в уме чертыхается, пытаясь быстро расправиться с дурацким узлом. Но не помогаю и не препятствую. Просто стою истуканом посреди коридора.
Развязав пояс, Вепрь откидывает прочь полы моего халата. По-хозяйски проводит рукой по моему бедру и впивается в губы горячим и требовательным поцелуем.
6.
Если б можно было откусить себе башку, я бы так и сделал. Учудить подобное безрассудство мог только полный безответственный кретин. Переспать — и с кем? С мошенницей и авантюристкой! С той самой наглой девкой, обчистившей меня и еще полгорода.
«А если меня к ней тянет!» — спрашиваю я сам себя и, накинув халат, выскакиваю из спальни. Оборачиваюсь в дверях и натыкаюсь на презрительный взгляд Майи Белецкой.
— Не волнуйся, — усмехается она. — Я не самка богомола, голову тебе не откушу после соития.
Задыхаясь от бешенства, я хлопаю дверью.
Как?! Вот как она смогла прочесть мои мысли? Ведьма, блин!
Я спускаюсь в библиотеку, наливаю себе виски в баре и, усевшись на диван, пытаюсь почитать, хватая с журнального столика первую попавшуюся книгу. Гоголь, твою мать!
«За каким маринадом я ее вообще достал с полки? И что хотел прочесть?» — я в недоумении пялюсь на запылившуюся книжку и открываю ее на первой попавшейся странице.
«А это что у вас, несравненная Солоха?… — Неизвестно, к чему бы теперь притронулся дьяк своими длинными пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос козака Чуба», — читаю я и мгновенно представляю красавицу, оставшуюся наверху в моей спальне. Руки, обвивающиеся вокруг моей шеи и скользящие по спине. Нужно посмотреть, нет ли там царапин. Ноги, обхватывающие мои бедра. И стон, тихий и оглушающий одновременно. Как взрослый и состоявшийся по жизни мужик, я давно способен отличить настоящие чувства от имитации. Последнего добра я насмотрелся с лихвой. Даже Янка, моя любимая и несравненная, тоже иногда изображала Чайку из пьесы Горького «Война и мир». Но ей-то я до сих пор готов простить каждый фальшивый стон. Моя новая жена резко отличается от нее, да и от многих баб, прошедших через мою постель. Она не притворяется. Ни капли. Я верю каждому ее стону и, когда она вскрикивает от страсти, догадываюсь, что сумел ублажить. Я понимаю, что запал на нее. Тут даже отрицать не получается. Хотя любой человек врет больше всех самому себе. Но я по крайней мере стараюсь быть честным с самим собой.
