Я, не двигаясь, внимательно смотрю на него.
— Все? — спрашиваю с сомнением.
— Да, — кивает Абсент, а сам достает из сейфа маленькую коробочку от Тиффани.
— А где брошка с бриллиантами? — деловито осведомляюсь, придирчиво рассматривая замысловатый кулончик, выглядывающий из открытого футляра цвета мяты.
— Брошки не было, — всплескивает ручками Абсент. — Нет, Родя, ты же меня знаешь… Я никогда…
— Знаю, Вадик, — киваю устало. — Знаю. Я все это барахло забираю с собой, — сообщаю резко. — А те гроши, что ты выплатил моей жене, позже верну. Только сначала попрошу бухгалтера провести сверку расчетов. Давно мы с тобой не сверялись, Абсент…
— Конечно-конечно, — бурчит он и сладкоречиво добавляет: — Как скажешь, Родичка. Мы за аренду и охрану исправно платим.
— Если все ровно, то Миха через пару дней завезет тебе бабло, — соглашаюсь я, забирая коробки и направляясь к выходу.
— Ты ему точно деньги вернешь? Не проучишь? — с сомнением глядит на меня Миха. — Мне кажется, он Майю капитально обчистил.
— Сама виновата, — рыкаю раздраженно. — А насчет Абсента я пока не решил, — криво усмехаюсь и с удивлением смотрю на экран ожившего телефона. Саня! — Что-то случилось, малыш? — спрашиваю с придыханием.
— Лайма рожает, пап, — тихо скулит мой наследник. — Ты где? Приезжай скорее…
— Да, сынок, еду. Сейчас вызову врача. Не бойся. Все под контролем. Позови Марину и тетю Катю…
— Они рядом, — всхлипывает Саня. — Только Лайме очень плохо. Ты приезжай, пап!
— Через десять минут буду, — заверяю я и, повернувшись к Михе, бросаю мимоходом. — Домой. Быстро. — «Вот мне только рожающей Лаймы сейчас не хватает!» — мысленно хватаюсь я за голову и, стремясь помочь своей собаке, звоню ветеринару: — Началось, Яша.
* * *
В большом кирпичном сарае Лайма возлежит на кушетке и жалобно стонет. Около двери крутится Трой, и мне, чтобы пройти внутрь, приходится уговаривать утробно рычащего пса:
— Пусти нас, пожалуйста, я доктора привез для твоей подруги.
Пес смотрит на меня и ветеринара печальными глазами и делает шаг в сторону. Яша улыбается натужно и бросает коротко:
— Ну, ты даешь, Вепрь! Собака тебя с полуслова понимает.
Он кивает в сторону огромного и грозного ротвейлера, лишь отступившего в сторону и даже не подумавшего сдавать позиции.
— Это же моя собака, — усмехаюсь я, заходя в собачий родзал. Около Лаймы сидит моя сестра, а рядом стоит насупившийся сын. — Скорбящие родственники отходят в сторону, — командую близким, понимая, что от этой парочки толку мало. — Дайте доступ специалисту.
И если Троя мне удалось уговорить сразу же, то сестрице и сыну приходится повторить дважды.
— Ты за Майей ездил? — тихим шепотом спрашивает меня Саня. Я киваю и беру его за худое плечико. — Пойдем. Не будем мешать. С Троем поговорим. А тетя Катя поможет доктору.
Во дворе мы с сыном садимся на низкую скамейку, а будущий отец семейства устраивается между нами. Мне достается крепкая корма, а слюнявая морда ложится рядом с Санькиной ногой.
— Все обойдется, — накрываю я ладонью покатый собачий лоб и мысленно содрогаюсь — в отношении самого себя у меня такой уверенности нет.
Смотрю на яркое зимнее солнышко, проложившее яркую дорожку между укрытых на зиму клумб, вдыхаю свежий морозный воздух и чувствую несанкционированное движение в кармане. «Эх, хвост, чешуя, бледные поганки, — криво усмехаюсь, прислушиваясь. И не сразу понимаю, что в куртке еле-еле жужжит телефон. — Вот меньше нужно лапами по экрану сучить, — сетую на себя, замечая, что айфон стоит на беззвучном. — Когда я умудрился отключить звук?»
— Родя, — без предисловий сипло бурчит Приор. — Тут такое дело…
— Не тяни, — рыкаю я. — Говори по существу.
— Я пробил аэропорт и вокзалы. Твоя милая улетает сегодня.
— Куда знаешь? — осведомляюсь я на всякий случай.
— Да. Она купила единый билет. Москва — Бостон с пересадками в Лондоне и в Нью-Йорке.
— Когда вылет?
— В семнадцать десять.
Олег мне что-то еще отвечает, но я не слышу его из-за пробивающихся сигналов второго вызова. Смотрю на экран немигающим взглядом и застываю на месте, когда вместо обычных контактов высвечивается отвратительное слово из пяти букв:
«Фигня».
16.
Родион
— Да, — нарочито равнодушно и грубо говорю я в трубку, а сам представляю, какие условия мне сейчас выставит Днище.
Сердце заходится от беспокойства, мороз пробегает по коже. Твою мать, Майя! В том, что она попала в руки к этому беспринципному гаду, я не сомневаюсь. И, если честно, готов на все, только бы выцарапать ее из лап давнего врага. «О чем ты только думал, когда отпускал ее ночью?» — в который раз напускаюсь я на себя и не сразу понимаю, что твердит мне Фигня.
— Что? — переспрашиваю, пытаясь врубиться.
Я, конечно, пил всю ночь, и бутылочка виски знатно разбавила мне кровь, но со слухом у меня все в порядке.
— Открой калитку, придурок, — рычит Феднищев. — Срочное дело. Ты же дома, и должен мне помочь…
— А ты где? — включаю я опцию «недоумок», а сам лихорадочно думаю, что предпринять. Тут как назло все собрались. Мама, сестра, Саня. — «Если бы на тебя хотели напасть, то ворвались бы без предупреждения. Твоя охрана — это пустой звук для тех, кто готов идти до конца. Вон, вчера пистолет у Пашки проворонили…» — Ты один? — осторожно осведомляюсь у Фигни.
— Да, Родя, один! — негодующе хрипит в трубку придурок. — Открывай скорее…
— Хорошо. Сейчас…
И, сделав знак охраннику, наблюдаю, как во двор вваливается Фигнищев. Здоровый лось с патлами до плеч, стянутыми резинкой. Черные джинсы, плотно сидящие на Юркиной заднице, кажутся мне мокрыми, да и сам Фигня, корчась от боли, баюкает больную руку. А еще на рукаве кожаной куртки зияют две оплавившиеся дырки.
— Меня какая-то падла подстрелила, Родя, — сдавленно ухает он, прислоняясь к забору, и словно и сам не верит в происходящее. — Еле доехал. Там на улице Харлей валяется, скажи пацанам, пусть во двор заведут. У меня самого сил не хватит.
— Это какой-то розыгрыш? — пристально смотрю на Фигню, а про себя думаю, что попал в театр абсурда. — Подстава такая?
— Вызови скорую и дай что-нибудь обезболивающее, — тянет Юрка, присаживаясь на стульчик охранника. — Не пойму, что в нашем с тобой городе происходит…
— Сейчас тебе пулю вытащат. У нас доктор, — успокаивающе говорю я и спрашиваю настороженно. — А где тебя подстрелили, Днище?
— На перекрестке с Турмалиновской, — охает он, мотая головой из стороны в сторону.
