– Нет, – задумчиво продолжил я, – такому старику, как я, да в придачу и полуслепому инвалиду, кажется невероятным, что на нем мог задержаться взгляд хоть какой-нибудь женщины. Однако я встретил – позволю себе согласиться с шевалье Манчини – ангела, который нашел мое общество не лишенным приятности, и… Короче говоря, я собираюсь жениться!
Повисло молчание. Феррари немного приподнялся и, казалось, хотел что-то сказать, но, очевидно, передумал и промолчал. Лицо его немного побледнело. От минутного замешательства, охватившего моих гостей, не осталось и следа.
Все, за исключением Гвидо, принялись хором меня поздравлять, при этом смеясь и весело надо мной подшучивая.
– Навсегда распрощайтесь с весельем, граф! – воскликнул шевалье Манчини. – Однажды прельстившись мелодичным шорохом дамского платья, вы никогда не увидите таких пиров, как нынче вечером! – И он с полупьяной тоской покачал головой.
– Клянусь богами! – вскричал Гуальдро. – Ваше известие меня поразило! Я-то считал вас последним, кто пожертвовал бы свободой ради женщины. К тому же одной! Зачем, дружище? Свобода дала бы вам двадцать!
– Ах! – негромко и с чувством пробормотал Салустри. – Но одна неподражаемая жемчужина, один безупречный бриллиант…
– Ба, Салустри, да вы почти спите! – вмешался Гуальдро. – Это вино говорит, а не вы сами. Бутылка вас одолела, друг мой. Вы, любимец всех неаполитанских женщин, говорите об одной! Спокойной ночи, малыш!
Я по-прежнему стоял упершись руками в край стола.
– То, что сказал наш достойный Гуальдро, – продолжил я, – есть истинная правда. Я известен своей антипатией к прекрасному полу. Но когда одна из красивейших женщин делает все, чтобы меня искусить, когда она сама привлекает весь арсенал бесконечных уловок, дабы снискать мое расположение, когда она оказывает мне особые почести и ясно дает понять, что я вовсе не бесцеремонен в попытках завоевать ее руку и сердце, что мне остается делать, кроме как принять судьбу, уготованную мне провидением? Я прослыл бы самим неблагодарным из мужчин, если бы отверг столь драгоценный дар небес. И надо признаться, что я вовсе не намерен отвергать то, что сулит мне полное счастье. Поэтому прошу всех вас наполнить бокалы и сделать мне одолжение, выпив за здоровье и счастье моей невесты.
Гуальдро резко выпрямился, высоко подняв бокал, и все последовали его примеру. Феррари несколько неуверенно встал с места, рука его с бокалом шампанского заметно дрожала.
Герцог Марина обратился ко мне, сделав учтивый жест:
– Вы, конечно же, окажете нам честь, назвав имя прекрасной дамы, за которую мы с надлежащим почтением готовы выпить?
– Я собирался задать тот же вопрос, – хрипло вставил Феррари. Губы у него пересохли, и ему, похоже, было трудно говорить. – Возможно, мы с нею не знакомы?
– Напротив, – ответил я, с холодной улыбкой глядя ему в глаза. – Вам прекрасно известно ее имя! Глубокоуважаемые господа! – прозвенел мой голос. – За здоровье моей будущей жены, графини Романи!
– Лжец! – прокричал Феррари и с яростью швырнул мне в лицо бокал шампанского.
На секунду воцарилось полное смятение. Все повскакивали со своих мест и окружили нас. Я стоял прямо и совершенно спокойно, смахивая носовым платком струившиеся по одежде ручейки вина. Бокал упал мне под ноги, задев стол и разбившись вдребезги.
– Вы пьяны или сошли с ума?! – вскричал капитан де Амаль, хватая Феррари за руку. – Вы понимаете, что вы наделали?
Тот злобно взглянул на него, словно затравленный тигр. Лицо его налилось краской, словно его вот-вот хватит удар. На лбу, словно веревки, вздулись жилы. Дышал он тяжело, как будто долго бежал. Наконец он уставился на меня выпученными глазами.
– Будь ты проклят! – прошипел он сквозь стиснутые зубы, а потом, едва не перейдя на визг, прокричал: – Ты умоешься кровью, даже если мне придется вырвать у тебя сердце! – И он попытался броситься на меня.
Маркиз Давенкур схватил его за другую руку и сжал ее, словно в тисках.
– Не так быстро, не так быстро, мой дорогой, – спокойно проговорил он. – Вы же не убийца! Какой дьявол в вас вселился, что вы бросаете нашему хозяину столь необоснованные оскорбления?
– А вы его спросите! – яростно огрызнулся Феррари, стараясь вырваться из крепких рук французов. – Он-то точно знает! Его спросите!
Все вопрошающе посмотрели на меня. Я молчал.
– Благородный граф действительно не обязан давать никаких объяснений, – заметил капитан Фречча, – даже если допустить, что они у него есть.
– Уверяю вас, друзья мои, – сказал я, – мне совершенно не известна причина этого скандала, за исключением того, что этот молодой господин сам претендовал на руку дамы, чье имя столь серьезно на него повлияло.
На мгновение мне показалось, что Феррари вот-вот задохнется.
– Претендовал, претендовал! – прохрипел он. – Боже правый! Послушайте его! Послушайте этого жалкого пройдоху!
– Ах, довольно! – насмешливо воскликнул шевалье Манчини. – Это все? Чистая безделица! Феррари, раньше вы были куда благоразумнее! Что? Ссориться с добрым другом из-за женщины, которая вдруг предпочла его вам? Вздор! Женщин много – друзей мало.
– Если… – продолжил я, аккуратно смахивая винные капли с фрака и манишки. – Если этот безумный всплеск эмоций со стороны синьора Феррари является следствием понятного разочарования, я готов его извинить. Он молод и горяч, пусть извинится, и я охотно его прощу.
– Клянусь честью! – с негодованием отозвался герцог Марина. – Граф, подобная снисходительность – нечто неслыханное! Позвольте заметить, что ее можно считать выходящей из ряда вон после такого оскорбительного поведения.
В безмолвной ярости Феррари переводил взгляд с одного гостя на другого. Лицо у него побледнело, как у мертвеца. Он пытался вырваться из крепко державших его рук Давенкура и де Амаля.
– Глупцы! Отпустите меня! – вопил он. – Вы все против меня, я же вижу!
Он шагнул к столу, налил бокал воды и залпом осушил его. Потом повернулся ко мне и откинул голову. Глаза его сверкали злобой и болью.
– Лжец! – снова вскричал он. – Проклятый двуличный лжец! Ты украл ее, одурачил меня… Но, клянусь Богом, ты жизнью за это заплатишь!
– Охотно! – ответил я с насмешливой улыбкой, поднятием руки уняв возгласы окружавших меня гостей, возмущенных очередными нападками. – Весьма охотно, синьор! Однако извините меня, если я не найду причины, по которой вы считаете себя обманутым. Дама, являющаяся моей невестой, не питает к вам ни малейшей привязанности – она сама мне это сказала. Выкажи она хоть малую толику подобных чувств, я, возможно, и отказался бы от своих притязаний. Однако, при теперешнем положении вещей, что я вам сделал плохого?
Меня прервал хор возмущенных голосов.
– Стыдитесь, Феррари! – воскликнул Гуальдро. – Граф говорит как истинный дворянин и человек чести. Будь я на его месте, я не дал бы вам никаких объяснений. Даже не снизошел бы до разговора с вами, клянусь небом!
