Мне приходится внезапно вынырнуть.
Дверь сталкивается с моей спиной, когда Миртл падает.
– Что ты наделала? – шипит она. – Ему нужен абсолютный покой! Господин Фарран, вы…
Я поднимаюсь и бегу мимо нее к кровати. Прежде, чем Миртл останавливает меня, я хватаю его за руку. Дрожу, но яростно подавляю парадоксальное желание убрать руку.
– Я останусь, Фион. Обещаю.
Капли пота стекают по его лбу, но лицо расслабляется. Звуковой сигнал затыкается, и кривые на мониторе уже не выглядят такими беспокойными.
– Сейчас вам лучше уйти!
На щеках Миртл появляются красные пятна, но ее взгляд говорит, что, если я немедленно не подчинюсь, она вынесет меня сама. Но Фион не отпускает мою руку.
– Оставьте меня наедине с Эммой, Миртл. Что ввело вас в заблуждение? – шепчет он.
– Но, сэр!
– ПРОЧЬ!
Подергивания на его лице говорят мне о том, насколько сильна боль.
Когда дверь тихо закрывается, он сжимает мою руку и затем отпускает. Его кожа переливается сине-зеленым цветом под липкими полосками, которые лежат над иглой.
– Мне так жаль. Я не знала…
– Что твой наставник потерпит неудачу?
Он точно издевается надо мной. Я киваю и уклоняюсь от его лихорадочно сверкающих глаз.
– Ты только повиновалась моей команде сделать все возможное без компромиссов. Никто не ожидал, что ты серьезно навредишь мне. В будущем я буду более осторожен на тренировках, – он тихо смеется, – разве ты не собиралась отомстить?
В сознании чувствуется просветление, когда противоречивые чувства исчезают. Я замечаю, что улыбаюсь.
– Ты заслуживаешь награду, девочка. Хочешь поехать в Нью-Йорк?
Эйдан
Новое начало
– Диссоциативная фуга?
Я подавляю желание плеснуть водой в лицо доктору Франкенштейну, вместо этого бросаю убийственный взгляд. Больше часа он задавал кучу вопросов. Теперь его лицо выражает тревожную смесь восторга, жалости и любопытства.
– Чрезвычайно редкое явление, – он снимает очки, достает из брюк платок и начинает протирать очки, которые и до этого были чистыми, – только примерно 0,3 % от общей численности населения испытывают данную форму амнезии в течение жизни. Однако во время войны этот процент немного выше.
– Почему?
– Если нет причин, таких как травмы головы или опухоли головного мозга. Или заболеваний вроде эпилепсии, шизофрении, в большинстве случаев остается только травмирующее воспоминание из прошлого, выступающее как катализатор потери памяти и связанной с этим принудительной необходимостью бежать.
Шизофрения. Травма. Стискиваю зубы так сильно, что челюсть щелкает. Я не сумасшедший!
– Когда это прекратится?
Он вздыхает и надевает очки.
– Варьируется от случая к случаю. Может занять несколько дней. Однако некоторые бесцельно бродят месяцами. Иногда память никогда не возвращается, и те, кто пострадал, начинают новую жизнь, успокаиваются и часто ведут себя противоположным прошлым себе образом.
Рука ложится на мое плечо.
– Антонио, ты мог бы быть немного повежливее с ним?
– Все в порядке, – стону я и стряхиваю руку Эми.
Хочу выбраться отсюда. Сбежать. Как можно быстрее.
– С каких пор ты врач, Эми? Ему следует знать правду, – Антонио наклоняется вперед, – злишься?
Я угрожающе поднимаю указательный палец.
– Только не говорите сейчас, что все в порядке, после того как объявили меня душевнобольным. Почему вы вообще это делаете? Подбираете с улицы незнакомцев, которых разыскивает полиция? Это странно. Лучше обследуйтесь для начала сами. Я устал быть вашей морской свинкой.
Они бросают на меня долгий взгляд, когда я вскакиваю с места. В голове стучит, и сердце бьется так сильно, что болит грудная клетка. Я отворачиваюсь от них и иду к двери.
– Подожди, мальчик. Куда ты хочешь пойти, преследуемый полицией, без копейки в кармане, не зная собственного имени? С нами ты в безопасности, мы хотим только помочь, – слышу голос Эми позади.
О, да. Они, вероятно, запрут меня в клетке и накормят таблетками, которые доктор Франкенштейн только что создал. Никто не останавливает меня, когда я выхожу из гостиной и иду в коридор. Моя куртка с капюшоном висит на крючке рядом с дверью. Рядом с полкой черный кошелек. Я протягиваю руку.
– Ты не должен оказаться один, когда твоя память вернется! – зовет меня Антонио из гостиной. – Диссоциативная фуга основана на крайне неприятных ситуациях, выхода из которых ты не мог найти. Когда уровень стресса становится невыносимо высоким, мозг защищается и происходит частичная потеря памяти.
Уже ясно. Моя рука зависает над кошельком. Я хватаю его и выбегаю прочь. Через несколько улиц, у входа в метро, множество закусочных. Запах свежего хлеба и кофе заставляет мой желудок проснуться. Но сейчас не время. Я протискиваюсь между проходящими мимо мужчинами и женщинами, чьи лица такие же серые, как их деловые костюмы.
Городской колледж стоит напротив ярких колонн перед железнодорожными путями. Ветер дует в мою сторону, и я чувствую морозное покалывание на коже. Когда я прислоняюсь к белоснежной мраморной холодной стене и жду следующего поезда, начинаю осматривать кошелек и нахожу в нем библиотечные карточки, две кредитки, водительские права и удостоверение личности на имя доктора Антонио Фернандеса Моралеса, родился в Медельине, Колумбия. Плюс 150 долларов наличными и несколько визиток от людей, имена которых мне ничего не говорят. Странно рыться в чужом кошельке. Я проворачивал подобное раньше? Воровал? Ты не должен оказаться один, когда память вернется! Живот урчит. Я мог убить кого-то и даже не узнать этого. Что если не только полиция разыскивает меня?
Как только я хочу снова закрыть кошелек, замечаю отсек за кармашком для монет. Изучаю содержимое внутри и натыкаюсь на лист бумаги.
Я осторожно вытаскиваю его и раскрываю. В пожелтевшей газетной вырезке вижу некролог шестнадцатилетнего мальчика по имени Натаниэль Грей. Под годами жизни написано следующее:
Оказавшись в лабиринте грез, ты потерял мою руку, когда искал тропу жизни, а затем нашел путь к смерти.
Я буду помнить о тебе, с каждой улыбкой, которую я дарю тем, кто продолжает твои поиски, до тех пор, пока их глаза не засверкают с надеждой, которую я не смогу зажечь в твоих.
Прости меня. С любовью, твоя сестра Эми.
– Поиски Натаниэля, – шепчу я.
Поезд прибывает, но записка не дает мыслям успокоиться.
И я думаю: Ты совершаешь огромную ошибку прямо сейчас. Эми Грей потеряла младшего брата семнадцать лет назад. Она чувствует себя виноватой, потому что не спасла его.
