– …Джек и другие шпионы тоже узнают. Они не позволят нам похитить Эмму, и Фарран промоет вам мозги с помощью Каллахана.
Может быть, даже тогда я чувствовал бы себя счастливее, чем сейчас.
Якоб тяжело сглатывает, поворачивается и идет к лестнице.
– Попытка не пытка. Если все пойдет не так – прощай, Ричард.
– Дай мне еще сорок две секунды.
Что? Якоб озадачен. Монтгомери приближается и прислоняется к перилам. Темные глаза сверкают. Он достает смартфон из кармана и передает его. Якоб уже считает в мыслях.
Тридцать девять, сорок, сорок один, сорок два…
Устройство издает сигнал, и Якоб отвечает.
– Рич, Якоб рядом?
Его колени ослабевают. То, что Филлис интересуется его персоной, может означать только одно.
– Теперь моя очередь, – хрипло отвечает он.
– О, тогда ты уже знаешь новости от нашего любимого оракула?
– Нет, он всегда таинственно неоднозначен.
Боже, наконец, скажи это!
Но не Филлис отвечает. Голос на другом конце звучит так знакомо и странно, сердце Якоба подскакивает, как во время катания на американских горках, сначала хочет взорваться от радости, а затем замирает от боли.
– Привет, мистер Макэнгус. Здесь… Эйдан. Рад вас слышать.
Черт, что они с тобой сделали, парень!
Эмма
Чувство истины
– Эмма!
Мрачная атмосфера вокруг силуэта Фаррана рассеивается в суматохе ярких солнечных лучей, прежде чем цвета меркнут, когда он заканчивает разговор деловым голосом.
– Я перезвоню тебе позже, Джеймс. – Он наклоняется к столу и кладет телефон в блестящий черный металлический держатель.
Я чувствую, что меня нет в этой комнате вообще, как будто вижу все за зеркальным стеклом.
Если Эйдан расскажет о воспоминаниях Эммы, он прикончит его.
Мои воспоминания могут погубить Эйдана.
Какое отношение он имеет к ним?
Фарран обходит стол вокруг и медленно крадется ко мне. Каждый его шаг по деревянному полу отражается эхом в моей голове. Дыхание учащается. Я не могу больше сдерживаться, и пальцы холодеют, отправляя по телу волны мурашек, как страха. В такси я решила больше не ждать и поговорить с ним. О моих двойственных чувствах к нему, о том, что мои воспоминания странные, и как работает эмоциональная память.
Почему Фарран выжидает? Разве не логичнее сразу сказать, что, если Эйдан расскажет Монтгомери об убийстве Джареда, он убьет его? Я кусаю нижнюю губу.
– Ты напугана, нет, в абсолютной панике, – шепчет Фарран тем тихим, часто используемым тоном, который страшнее любого крика, – почему?
Боже, возьми себя в руки, прежде чем он решит прочесть твои мысли!
После этого странного телефонного звонка я больше не хочу с ним делиться, особенно рассказывать о своих истинных чувствах. Я чувствую каждым волоском, что от меня многое скрывают. Нечто важное. И чем ближе он подходит, тем сильнее становится мое желание убежать.
Фион подходит вплотную и кладет руки мне на плечи. Они оставляют ощущения на моей коже, как крошечные ледяные удары током.
– Я доверяю тебе, Эмма. Просто скажи, если не нравится, когда читают твои мысли. И, пожалуйста, не заставляй меня поступать подобным образом.
Я снова чувствую себя виноватой из-за его пристального внимания – он просто напал бы на кого-то другого с помощью своей телепатии. В то же время я невероятно рассержена и чувствую дикий страх, а именно настоящий ужас перед ним.
Но Фарран не поймет, что я чувствую, если не проникнет в мои мысли. Он видит мою эмоциональную ауру, но не знает, на что она направлена.
«Монтгомери действительно убьет Эйдана, если поймает?» – быстро спрашиваю я, когда чувствую легкое покалывание в голове. Оно прекращается, как будто сразу же рвется.
Фарран вздыхает, облегчение мелькает на его лице, и он убирает руки с моих плеч, его глаза темнеют.
– Эйдан уже у него.
– ЧТО? – я задыхаюсь. – Монтгомери на самом деле в Нью-Йорке? Но как? Слишком быстро.
На этот раз мне не нужно вводить его в заблуждение, чтобы отвлечь от своих мыслей. Страх за Эйдана на самом деле сковывает горло. Убийца, голос разума шепчет в голове.
– Джек позвонил мне несколько минут назад. Эйдан побежал вслед за тобой, когда ты умчалась прочь. Соколы напали на них на заднем дворе, когда те собирались поговорить друг с другом. Джека отправили в нокаут и связали. Но он все еще мог видеть, как Филлис заставила Эйдана пойти с ней, угрожая пистолетом.
Он последовал за мной. Желудок внезапно скрутило. Я вижу Эйдана, который стоит за стеклом. Расширенные сине-зеленые глаза на бледном лице, растрепанные волосы, чувствую сильное желание погрузить в них пальцы, притянуть его к себе и поцеловать. Да, наконец-то перестань себя обманывать! На этот раз Каллахан прав. Ты прикипела к Эйдану, как мотылек, летящий на свет, и его огонь неизбежно сожжет тебя.
– Может быть, Монтгомери считает, ты вернешься к Эйдану, чтобы освободить. Тогда он пощадит его, – Фарран вопросительно смотрит на меня.
Память о той ночи вспыхивает, как пламя. Я чувствую прохладный металл монеты Гора, вдыхаю соленый воздух и ощущаю жгучую боль. Слова Ричарда гудят в ушах: Каллахан! Ты понятия не имеешь, во что ввязался.
Уже сейчас.
Но затем мысли отпускают меня, и тело Эйдана внезапно становится настолько близким, что его сердце бьется о мою грудь, и дыхание касается щек, прежде чем я согреваю ледяные губы.
Усердно прячу все воспоминания и концентрируюсь на дыхании и взгляде Фаррана.
– Я ваш ворон, Фион. Вам решать.
Холодный стальной синий цвет его глаз вспыхивает.
– Дорогая Эмма, я все еще должен подумать об этом, – он с удовлетворением улыбается и продолжает ироничным тоном: – Сейчас тебе лучше избавиться от этой мокрой одежды и принять горячий душ. Ты выглядишь совершенно замерзшей.
* * *
Грохочущий звук топота, голосов и смеха пробирается через дверь моей комнаты и исчезает, когда я задумчиво выскальзываю из мокрой одежды и направляюсь в ванную. Фарран не ждет, что я приду на ужин вовремя. Все равно нет аппетита. Еще меньше мое желание находиться в обществе. Я включаю воду. Слова мамы преследуют меня: Будь осторожна с теми, кому доверяешь.
Время прислушаться к себе.
Вода и пар обволакивают меня теплым облаком, я закрываю глаза и наслаждаюсь каплями, которые падают на меня, как теплый летний дождь.
Через час появляется ощущение, словно на руках вот-вот появятся перепонки, капли стекают по стенам и зеркалу. Я вытираюсь насухо полотенцем, повязываю его вокруг головы и сажусь в халате за стол, чтобы прояснить свои истинные чувства.
