Мы добираемся до третьего десятка, когда первые новобранцы начинают замедляться. Как только становится понятно, что кое-кто из нас не справляется, сержанты по бокам от взвода бросают отжимания и приближаются к отстающим.
– Если ты не можешь сделать тридцать отжиманий, смысла оставаться до конца подготовки нет! – кричит сержант Берк одному из рекрутов, который пытается угнаться за сержантом Райли на дрожащих руках. – Пожалей себя и падай уже на свое брюхо.
Рекрут выдерживает еще одно отжимание на трясущихся руках и опускается на землю со стоном. Сержант Берк с отвращением хрюкает и идет дальше.
Чуть погодя лишь некоторые из нас еще держатся наравне с сержантом Райли. Я добираюсь до сорока девяти, прежде чем мои руки одолевает слабость и приходится сдаться. Мне немножко стыдно, но к этому времени бо́льшая часть сослуживцев уже упала на живот, так что моя гордость пострадала лишь слегка. Сержант Райли продолжает отжиматься и наблюдает, как активная часть взвода съеживается до четверых, потом троих и двоих. Последней, кто еще способен отжиматься, оказывается Гамильтон, сухая и мускулистая девушка из-за нашего обеденного стола.
– Ну что ж, – говорит сержант Райли, бросая отжимание на середине и вспрыгивая на ноги. – Придется над этим поработать. Только одна из вас в приличном состоянии.
Она смотрит на Гамильтон, оставшуюся в упоре лежа.
– Встать, – командует она, и Гамильтон подчиняется.
– Взвод 1066, познакомьтесь со своим новым взводным, – говорит сержант Берк. – Курсант Гамильтон возглавит наш обратный бег к казармам.
Улыбка, едва появившаяся на губах Гамильтон, снова исчезает.
* * *
Днем мы учимся ходить по-военному. Это называется строевым обучением и заключается в попытках всех трех сержантов заставить нас двигаться в ногу и моментально реагировать на команды. Более продвинутые взводы владеют этим в совершенстве, но наша первая попытка выглядит не слишком впечатляюще.
– Звучит хреново, – заключает сержант Харрис, пока мы маршируем перед казармой, пытаясь двигаться в унисон. – Вы, ребята, двигаетесь, как стадо припадочных козлов. Я хочу слышать, как все левые каблуки ударяют в землю одновременно.
После двух часов громких и однообразных приказов я обнаруживаю, что строевая удается лучше всего, когда полностью отключаешь мозг и действуешь как робот на голосовом управлении. Кажется, весь взвод пришел к тому же заключению. Мы все еще выглядим позорно, но не так, как поначалу.
Странное это ощущение – идти в ногу с кучей одинаково одетых людей. Я чувствую себя шестеренкой в механизме, но я не против этой части армейской жизни. Когда делаешь все по приказу и не оказываешься ни лучшим, ни худшим в любом деле, ты сливаешься с толпой и так хоть ненадолго можешь скрыться. Выпуск кажется сейчас недостижимо далекой целью, и я пока что назначаю себе более актуальную. Я хочу пережить эту тренировку, не попав под горячую руку инструктора и не заработав дополнительных отжиманий. Потом я смогу отработать следующее занятие, а там, глядишь, и день закончится.
Остаток дня мы проводим, сидя вдоль шкафчиков в спальне и слушая инструкторские лекции на темы вроде «Свод военных законов», «Виды вооруженных сил» и «Субординация». Большинство из нас утомлены утренней тренировкой и послеобеденной строевой подготовкой, но, когда первый новобранец отключается, нам показывают, что необходимо всегда быть начеку. Сержант Берк внезапно прекращает излагать историю и задачи Территориальной армии, выпрямляется и убирает руки за спину.
– Рядовой Олафссон! – гавкает он.
Олафссон, сидящий прямо напротив меня, вскидывается, проснувшись, и панически оглядывается.
– Кажется, у вас проблемы с концентрацией внимания, – дружелюбно говорит сержант Берк. – Подозреваю, что дело в нехватке кислорода. Встать на ноги, сейчас же!
Рядовой Олафссон подчиняется, явно напуганный тем, что стал центром внимания.
– Присоединитесь к сержанту Райли на взлетке, – говорит Берк, указывая на переднюю часть комнаты взвода, где между первым рядом коек и инструкторским закутком остается свободное пространство. Сержант Райли уже стоит посреди взлетки, сложив руки за спиной.
Может быть, упражнения под командованием сержанта Райли и призваны восполнить недостаток кислорода в организме Олафссона, но эффект они имеют прямо противоположный. Пятнадцать минут спустя сержант Берк заканчивает лекцию о Территориальной армии, а лицо рядового Олафссона, выполняющего шестой цикл отжиманий и приседаний, делается багровым.
– Все внимание на меня, – рявкает сержант Берк, заметив, что некоторые смотрят в сторону взлетки. – Я обещаю, что в последующие двенадцать недель каждому из вас будет предоставлена такая же возможность провести время на взлетке.
Он переходит к истории и задачам флота, а рядовой Олафссон продолжает трудиться, и бесстрастная сержант Райли стоит над ним, пока он пытается одолеть очередной десяток отжиманий.
Еще одиннадцать недель и пять дней, говорю я себе. Восемьдесят два дня беготни, командных воплей и наказаний на взлетке.
Ненадолго меня охватывает желание подойти к сержанту Берку и объявить, что я ухожу, а не рвать неделями задницу, прежде чем бесславно вылететь отсюда. Потом я вспоминаю КК – запах мочи и блевотины в коридорах и на лестницах, горы мусора, отморозков, нападающих на людей просто со злобы и от скуки, – и прогоняю эту мысль. Как бы отвратительны мне ни были тренировки и помыкания, вернуться туда – все равно хуже. Я буду, как мать и отец, не жить, а существовать.
Какого черта, думаю я, пока сержант Берк бубнит об организационной структуре Флота Содружества. В конце концов, я буду в отличной форме, когда выберусь отсюда.
Глава 5. Пехота в песочнице
Моя боевая броня ободрана и вусмерть разбита, но все равно я ее обожаю. И винтовку в руках я тоже обожаю куда сильнее, чем нормальный человек должен обожать обычную вещь. Вместе винтовка и броня делают меня чем-то иным, чем-то более продвинутым, нежели просто сочетание тела и обрамляющей его техники.
Идет седьмая неделя подготовки, и командные тренировки превратились в армейскую рутину, которой я не против заниматься каждый день. Мы провели последние недели, привыкая к оружию и снаряжению, изучая основы пехотного боя: передвижение отрядами и огневыми группами, нападение, оборона – вот основные движения танца, которым стала современная наземная война.
Когда мы в первый раз практиковали отрядное передвижение с помощью комплексной тактической сети, я чувствовал себя так, словно всю жизнь был близоруким, не зная этого, и вот кто-то наконец нацепил на меня корректирующие очки. Вычислительная сила шлема сильнее, чем у всех компьютеров в моем колледже, вместе взятых. На внутренней стороне щитка есть что-то вроде монокля для левого глаза, и это поистине волшебная штука. Это голографический проектор, связанный с тактическим компьютером костюма. Компьютер анализирует то, на что я смотрю, зажигает условные знаки над всеми врагами и союзниками в поле моего зрения, а затем передает информацию остальному отряду. Все, что вижу я, могут увидеть мои соратники, считав поток данных. Когда один из нас замечает новую угрозу, его компьютер автоматически отсылает данные через шифрованную беспроводную сеть, и весь отряд узнает об опасности за тысячные доли секунды. Всего две недели, как нас научили пользоваться системой, а я уже настолько привык к информационной поддержке, что без брони чувствую себя слепым и глухим.
