Я открываю подствольник и заряжаю второй дробной гранатой, руки выполняют движения будто на автопилоте. Толпа разбегается в стороны от меня, убираясь с линии огня, и сильнее напирает на моих товарищей по отряду.
Хансен и Стрэттон следом за мной стреляют дробными, и улица перед нами превращается в бедлам. Толпа уже достаточно близко, чтобы ближайшие нападающие могли схватить наши винтовки, и некоторые пытаются это сделать. Кто-то пытается вырвать у Бейкера его М-66 и получает за это очередь из пяти флешетт. Я с болезненным интересом наблюдаю, как бронебойные иглы проходят сквозь невезучего повстанца и впиваются в человека позади него. Оба падают, но наступающих куда больше, и человеческая масса перед нами попросту ошеломляет.
Группа вопящих бунтарей обходит колонну, за которой я прячусь, слева. У одного из них в руках громоздкий пистолет. Он замечает меня и поднимает пушку одновременно с тем, как я вскидываю к плечу свою и нажимаю на спусковой крючок.
В это время меня с силой толкают справа, и я падаю на спину и качусь по асфальту. Поднимаю винтовку и оборачиваюсь к атакующим. Один из них хватает мою М-66 за дуло. Почувствовав, что оружие выскальзывает у меня из рук, я стреляю гранатой из подствольника. Нападавший выпускает винтовку, поймав весь заряд гранаты, четыре тысячи сферических дробин, на таком расстоянии образующих комок размером с кулак. Его живот взрывается багровым месивом, забрызгав щиток моего шлема кровью и ошметками.
Вокруг стрекочут в автоматическом режиме М-66. Рядом со мной трое или четверо людей наваливаются на капрала Бейкера. Один из них отобрал у него пушку и разворачивает ее в сторону Стрэттона, который сражается немного дальше с другой группой нападающих. Не раздумывая, я прицеливаюсь и стреляю в спину бунтовщику с винтовкой. Остальные противники Бейкера заняты тем, что пытаются пригвоздить капрала к земле, и я сбрасываю их, одного за другим, с его спины одиночными выстрелами. Бейкер поднимается на ноги, оглядывается и подбирает оружие.
– Кто стреляет боевыми? Кто стреляет боевыми?
Кричат на частоте взвода. Кажется это наш взводный, который держит один из менее оживленных углов с другой стороны здания с третьим или четвертым отрядом.
– Браво-один, нам нужно подкрепление, – кричит в ответ сержант Фэллон. – Нам тут задницы рвут, если вы не заметили.
Тактический дисплей весь покрыт красными значками. Мы окружены несколькими сотнями крайне разъяренных повстанцев. У меня кончились гранаты с дробью, а магазин винтовки почти пуст. Я выбрасываю отработанный рожок и трясущимися пальцами достаю новый из кармана разгрузки. Мне требуется три попытки, чтобы попасть им в гнездо в нижней части винтовки. На занятиях я всегда перезаряжаюсь с легкостью, но сейчас будто пытаюсь вдеть нитку в иголку руками, одетыми в варежки. Я вгоняю магазин на место и бью ладонью по досылателю. Затвор устремляется вперед, загоняет в патронник новую флешетту, и маленький индикатор в нижнем углу моего тактического дисплея показывает «249» вместо «31». Компьютер контролирует количество патронов в винтовке и может сообщить мне, что пора перезаряжаться, а командиру отряда – что у меня заканчивается амуниция. Что он не отслеживает – так это как я боюсь, сколько пуль ударилось в мою броню, насколько меня тошнит и как мне невероятно хочется прямо сейчас вернуться на базу.
Я выбираю новую мишень, прицеливаюсь и стреляю. Потом еще раз, и еще. Недостатка в целях нет. Я уже не думаю о них как о людях. Сейчас это лишь силуэты в моем прицеле, по одному выстрелу на каждый. Отряд сбился в кучу, каждый стреляет перед собой, как на тренировках. Какое-то время я слышу только неумолкающий стрекот наших винтовок, совершающих по нескольку сотен смертельных плевков в минуту. Мы стреляем методично, непрерывно, будто упражняемся в тире форта Шугхарт.
А потом местные отступают.
Уцелевшие бунтовщики, видимо, поменяли мнение о собственных возможностях, потому что прущая вперед толпа внезапно рассеивается, а вместе с ней и энергия злобы, которая заставляла передние ряды бросаться на солдат в новейшей броне с одними только древними пистолетами и самодельными ручными гранатами. Аморфная человеческая масса обращается сотнями отдельных людей, разбегающихся во все стороны – куда угодно, только не на стволы наших винтовок.
Я делаю судорожный вдох. Кажется, я не наполнял свои легкие как следует с тех пор, как началась стрельба. Я оглядываюсь и вижу, что весь мой отряд до сих пор жив, стоит с оружием наготове, а вокруг лежат десятки тел. Землю перед нами устилает слой чего-то белого, как будто ее припорошило снегом, и я не сразу понимаю, что это пластиковые поддоны флешетт, сорвавшиеся с наших вольфрамовых дротиков во время выстрелов.
В десяти метрах справа от нас из-за угла выбегают бойцы третьего отряда с взводным во главе. Лейтенант Уивинг быстро оглядывается и поднимает щиток шлема:
– Вашу мать, ребята. Вы представляете, как это будет смотреться в новостях?
Сержант Фэллон начинает отвечать по каналу отряда, потом осознает это и подходит к лейтенанту Уивингу. Встав прямо перед ним, она тоже откидывает свой щиток:
– Лейтенант, у вас ТакЛинк не сломался?
– Никак нет, – отвечает он.
– Вы все-таки проверьте его, когда вернемся на базу, потому что он не показал вам, как нас пытается затоптать пятьсот человек.
Лейтенант Уивинг напружинивается, но тут раздается звук, как будто градина ударила по жестяной крыше, и он, покачнувшись, падает на бок. По улице прокатывается резкий щелчок выстрела из мощной винтовки.
– Снайпер! – кричат в микрофоны сразу трое или четверо из нас, и все бросаются в убежище. Сержант Фэллон наклоняется и хватает лейтенанта Уивинга за руку, чтобы затащить его в укрытие.
– Помощь бы не помешала, – говорит она.
Я покидаю относительную безопасность своей бетонной колонны, подбегаю к ней и беру лейтенанта за вторую руку. Вдвоем мы тащим его обмякшее массивное тело к другой колонне.
– Лейтенант ранен, – сержант Фэллон переключается на канал взвода. – Валькирия-Шесть-Один, это Браво-Один-Один. Опуститесь перед зданием для эвакуации раненого, скорее.
– Валькирия-Шесть-Один, вас поняла. РВП – две минуты, – слышу я в ответ. «Валькирия» – это позывной нашей эскадрильи десантных кораблей, а «Шесть-Один» закреплен за нашим взводом.
– Сделайте мне завесу и найдите этого снайпера, – приказывает сержант Фэллон. Прист и Патерсон снимают с разгрузок по гранате и швыряют их на улицу перед нашей позицией.
Вдалеке снова щелкает винтовка. Пуля попадает в колонну перед нами, выбив облачко пыли.
– Да отстреливайтесь уже, тормоза, – говорит сержант Фэллон.
Гранаты взрываются с негромким хлопком, заволакивая пространство перед нами плотным белым дымом. Снайпера это не сбивает. Он вновь стреляет, и пуля с треском ударяется в окно позади нас. Наконец кто-то заставляет компьютер показать наиболее вероятную траекторию полета пуль. ТакЛинк обновляет все наши дисплеи, разместив полупрозрачный значок цели над предполагаемой позицией снайпера в нескольких сотнях метров вниз по улице, и оба отряда вокруг меня открывают огонь из винтовок.
