– Слушай сюда, гнида, – говорит она. В ее голосе столько ярости, что он похож на хриплый рык. – Вот этот парень – один из моих людей. Он полкилометра тащил меня по вражеской территории. Если я еще раз услышу, что ты говоришь с ним, будто с зеленым салагой, который поздно пришел из увольнения, я тебе трахею вырву и в глотку нассу. Понял меня?
Мне видно, как дергается под острой ручкой кадык майора Унверта, когда он сглатывает. В глазах у него неприкрытый страх, и, заметив это, я испытываю невероятное удовольствие. Часть меня жаждет, чтобы сержант Фэллон вогнала ручку прямо ему в горло.
Наконец он едва заметно кивает. Сержант Фэллон выпускает его и бросает перед ним ручку. Ее лицо искажено омерзением, будто ей пришлось чистить сортир голыми руками.
– Вы потеряли над собой контроль, сержант, – говорит майор Унверт. Он пытается держаться уверенно, но голос его дрожит. – Нападение на старшего по званию, опять. Вас выгонят с позором, и медаль вас не спасет.
– Можешь вернуться и настучать на меня, – говорит сержант Фэллон. – Может, у них даже получится запереть меня до того, как я снова до тебя доберусь. Тебе остается только надеяться, что так и будет. Но запомни вот что: все до одного бойцы в батальоне узнают, что ты хочешь провернуть с Грейсоном, и тогда твоя жизнь не будет стоить и ведра подогретой мочи. Наслаждайся поиском осколочных гранат в сральнике.
– Да вы ненормальная, Фэллон, – говорит майор Унверт. Он встает и поправляет галстук и воротник куртки. – Вы не смеете мне угрожать. Командир закроет вас в карцере и выбросит коды доступа.
– Ага, – отвечает сержант Фэллон. – Он может. И только подумай, какой классный из этого получится заголовок для гребаной «Арми таймс»: «Сержант, награжденная Медалью Почета, пытается убить офицера». Моральный дух поднимется только так. И гражданская пресса с удовольствием на эту историю набросится.
Она снова встает перед майором, и тот отшатывается.
– Мне ведь насрать, майор. Хочешь меня сдать? Пожалуйста. Посмотрим, готов ли командир разбираться со скандалом в прессе. Но если ты спихнешь на Грейсона вину за Детройт, я сделаю так, что твоя задница окажется в мешке для трупов прежде, чем месяц кончится.
Майор приглаживает галстук и куртку. Он бросает на меня злобный взгляд, потом снова смотрит в глаза сержанту Фэллон. Я почти носом чую его страх, но он старается не показывать его перед каким-то рекрутом и его командиром.
– У дивизионных генералов истерика из-за Детройта, сержант. Гражданские на нас ополчились. Там еще не все пожары потушены, слышали? Та ракета уничтожила государственной собственности примерно на двенадцать миллионов и убила тридцать семь человек. Вы с ума сошли, если думаете, что батальон сможет это замять.
– А ты замни, – говорит сержант Фэллон. – Мне плевать, как. Если Грейсон окажется за решеткой даже на пару дней, лучше сам себе мозги вышиби.
– И как вы мне предлагаете это сделать?
– Избавьтесь от меня, – говорю я.
И майор Унверт, и сержант Фэллон в изумлении смотрят на меня. Я лихорадочно соображаю, вспоминая недавний разговор с сержантом о том, куда бы я хотел быть назначен, если бы мог выбирать. Медаль Почета я не заработал, но, может быть, я могу предложить Унверту способ сплавить меня, и сам я получу то, чего хочу.
– Каким образом? – спрашивает майор.
– Переведите меня, – говорю я. – Отправьте на другую службу. Тогда вы сможете доложить начальству, что вышвырнули меня, и им будет что сказать гражданской прессе.
– Это невозможно, – говорит майор Унверт. – Из ТА перевестись нельзя.
– Можно, – говорит сержант Фэллон. – Такие переводы случаются постоянно. Свяжись со своими дружками в S1 и добейся этого.
– Мы делаем это, только когда возникают срочные вакансии. На дерьмовые работы. Такие, на которые нет добровольцев, – он смотрит на меня, и по его лицу я понимаю, что эта идея неожиданно показалась ему неплохой.
– Сделай это, – говорит сержант Фэллон. – Сделай, а то весь батальон узнает, почему я вмазала тебе в первый раз, до разжалования.
Майор Унверт молча пялится на нее. Понятия не имею, что у сержанта за компромат на него, но это явно прекрасный материал для шантажа, потому что он нагибается, поднимает с пола свою фуражку и выходит из комнаты, не глядя на нас и не говоря ни слова. Дверь он закрывает с хлопком.
– Он вернется с десятком полицейских и нас обоих закроют на гауптвахте, – говорю я.
– Он этого не сделает, – отвечает сержант Фэллон. – Уж поверь мне. Он свяжется со своими корешами и стрясет с них пару должков. Вот увидишь, ты получишь свой перевод.
– Что-то очень серьезное вы про него знаете, – говорю я.
– Ты себе даже не представляешь.
Подробностями она не делится, но ее явно не беспокоит, что она только что атаковала и шантажировала начальника разведки.
– Скажем так, у меня была одноразовая карточка «Освобождение из тюрьмы», и я только что отдала ее тебе. А теперь заканчивай обед и ложись спать. Майор Унверт тебя больше не тронет. В следующий раз он будет вести себя прилично.
* * *
На следующее утро я обнаруживаю, что мой ПП снова может выходить в сеть. Я занят завтраком – яйца всмятку, тост, миска рисовых хлопьев, – когда слышу негромкий щебет, означающий, что в почту упало сообщение. Я достаю ПП из тумбочки и, посмотрев на экран, обнаруживаю, что меня дожидаются восемьдесят девять писем. Больше половины – официальные объявления по роте или взводу, изменения расписаний и сводки, но остальные сообщения – личные, это ребята из взвода справляются о моем здоровье. Я просматриваю папку «Входящие», пока не нахожу то, что хотел увидеть, – письмо от ХАЛЛИ Д/ВКЛШ/ЛУНА/ФЛОТ. Тема письма – «Полпути пройдено».
Я открываю его с нетерпением наркомана, отворачивающего крышку с флакончика купленных на черном рынке болеутоляющих.
«Все нормально? Не получала писем уже несколько дней. Ты что, загремел на дежурство туда, где связи нет? Короче, напиши мне. Мы официально прошли половину обучения в летной школе. Если думаешь, что с сержантом Райли было жестко, тебе надо познакомиться с моим инструктором. У меня завтра первый полет в правом кресле, пока без управления. Пришлю фотки, если разрешат их делать. Ответь мне, хорошо? Это приказ, рядовой. (Я теперь старше тебя по званию. ХА!) – Д.»
Я перечитываю ее письмо несколько раз, чтобы выучить наизусть на случай, если меня почему-то снова отрежут от АрмНет.
Включаю клавиатуру, чтобы написать ответ. Я хочу рассказать ей обо всем: о пятничной миссии на нашей территории, об обстреле, о смерти Стрэттона и Патерсона, о своих ранениях, об угрозе трибунала. Но, уже приготовившись печатать, я понимаю, что описать это у меня не получится. Как бы я ни крутил слова и предложения у себя в голове, они не способны передать и доли моих чувств. АрмНет – неподходящее место для подобных рассказов, и потом, я не хочу расстраивать Халли дурными новостями.
