По-видимому, ни одному из четверых не удалось вытащить или окровавить свою сталь.
Акулий Хозяин Вир снова поднял голову к фигуре у перил.
– Соленый Владыка? – прохрипел он. – Даковаш?
– Нет. – Чужак повернулся и посмотрел на Вира. – Но я часто это слышу. Ты тоже о чем-то молился уебку?
Изможденное лицо, щека, рассеченная шрамом, темные волосы собраны в хвост, открывая черты, которые, возможно, когда-то были красивыми, но теперь выражали только властный голод. Глаза были мертвы как камни, но сейчас в них, казалось, не было никакой угрозы. И что-то в прищуренном взгляде отперло камеру внутри Вира, выпустило наружу то, что лежало внутри, туго свернутое.
– Моя семья.
– Ах.
– Я воззвал к Темному Двору за помощью, но они не пришли. Вместо этого моя семья умерла в клетках. Я призвал Соленого Владыку, чтобы он освободил меня и я смог отомстить. Я поклялся залить кровью все – от океана до Восточных ворот в его славу, но и тогда он не пришел.
– Вечно я опаздываю, – невнятно пробормотала фигура. – Ну, теперь ты свободен, Акулий Хозяин Вир. Интересно, что ты будешь делать со своей свободой?
Вир заставил себя отвести взгляд от незнакомца, вместо этого посмотрел на кровь и тела, что лежали на палубе между ними. Мужчина с повязкой на глазу почти отполз от кровавой бойни, и внезапно в голове Вира вспыхнула ярость. Как будто красные молнии рассекли его поле зрения – он шагнул туда, где лежал раненый. Мгновение постоял над ним дрожа, а потом ударил цепью, обернутой вокруг кулака. Он не целился, его рука дрожала и оказалась слабее, чем он рассчитывал. Потребовалось несколько ударов по сгорбленным плечам мужчины, прежде чем он сделал все правильно. Одноглазый издал сдавленный звук и удвоил усилия, чтобы уползти. Ржавая цепь попала ему в висок, обвилась вокруг головы. Вир выдернул ее и снова ударил. Брызнула кровь, одноглазый издал тонкий безнадежный вопль, а затем, после четвертого или пятого удара, распластался на палубе. Вир понял, что не может остановиться – он продолжал молотить, пока звенья цепи не покрылись запекшейся кровью и звон, который они издавали при ударе, не стал влажным. Мышцы руки от плеча до запястья стали наливаться болью.
В конце концов только очередной приступ кашля остановил пирата.
Он его подавил, упершись свободной рукой в колено, чтобы не упасть. Откашлявшись, сплюнул на свежий труп. Поднял цепь в правой руке и повернул голову набок, глядя, как с нее капает. Его лицо было горячим и влажным. Его кулак разжался, словно по собственной воле, и он стряхнул с руки ржавые звенья, которые упали на плечо одноглазого липкой грудой.
Вир кое-как перевел дыхание, выпрямился. Повернулся к незнакомцу у перил.
– Это… вот это всё, – хрипло проговорил он. – Я должен тебя благодарить?
– Да.
Акулий Хозяин Вир фыркнул. Провел правой рукой по лицу и волосам. Рука оказалась испачкана кровью.
– И ты не из Темного Двора?
– Скажем так, имею к нему отдаленное отношение.
Вир протянул окровавленную руку.
– Тогда прими мою благодарность. Я у тебя в долгу. Ты назовешь мне свое имя?
– Рингил Эскиат. – Они пожали друг другу руки. – Но нынче мне запрещено использовать эту фамилию. Можешь звать меня Рингилом.
Вир нахмурился, гоняясь за смутными воспоминаниями.
– Герой Виселичного Пролома? Тот самый Эскиат?
– Хочешь верь, хочешь нет.
– И… Ты был здесь во время осады. Тебе дали гребаную медаль, так? Я думал, ты мертв, я думал, ты погиб, сражаясь с имперцами в Нарале. Или в Эннишмине.
– Так говорили. Но сведения неточные. Скажи-ка, Акулий Хозяин Вир. Вот ты свободен, ты получил то, что однажды просил у Соленого Владыки, – и как ты собираешься осуществить свою месть?
Вир огляделся в холодном утреннем свете. Другие тюремные корабли с обрубленными мачтами гнили в водах дельты вокруг него, словно флот призраков, поднятый со дна океана и ожидающий приказа. Три чумных корабля стояли на якоре на краю занятого ими пространства, и на их мачтах трепетало обещание смерти. За этим зрелищем слева до самого горизонта поднимался Трелейн. А справа по борту…
– Болото, – сказал он.
Плыть придется долго, и не без риска, но вновь обретшее свободу тело подсказывало, что он справится. Наестся содержимым разлитых ведер Горта, возьмет ножи у убитых на случай, если повстречает аллигатора или драконьего угря. А когда доберется до мелководья, останется только пробираться вброд, топать и барахтаться, пока не окажется на болоте, где придется идти, при каждом шаге погружаясь по колено в воду, но там не будет никакой подлинной опасности, кроме усталости и угасающей силы воли. Если он победит этих коварных, вкрадчивых врагов, то и впрямь бояться нечего – отмели были домом для туч кусачей мошкары, но он это выдержит, а ящериц, грязевых хорьков и пауков будет убивать и есть сырыми, прежде чем они успеют укусить, и, кроме того…
– Болотники у меня в долгу, – прибавил он. – Они спрячут меня, пока я буду набираться сил. Пока я соберу людей и оружие.
– Хм. Идет война, ты слышал?
– С Империей. – Вир кивнул. – Тюремщики болтали. Хинерион пал, имперские войска на полуострове. И что с того? Это должно меня обеспокоить?
– Может, и должно. Прямо сейчас ты можешь столкнуться с трудностями, когда возьмешься собирать людей и оружие. И то и другое нынче в цене. – Рингил Эскиат одарил его тонкой холодной улыбкой. – Кто знает? Еще несколько месяцев, и, возможно, тебя бы самого помиловали и вернули на каперскую службу.
Акулий Хозяин Вир сплюнул на залитую кровью палубу.
– Да… на срок, которого хватило бы, чтобы уплыть вверх по реке и сжечь дотла их сраные особняки в Луговинах.
Что-то нечитаемое мелькнуло на лице собеседника. И тут же исчезло, да так быстро, что Вир подумал, будто ему померещилось. Голос Рингила Эскиата долетел до его ушей, звуча нежно, как голос любовника.
– Нет нужды плыть к берегу, Акулий Хозяин Вир. И не надо укрываться в болоте. – Он жестом указал на палубу под ногами. – Здесь есть оружие, которое можно взять. И люди с местью в сердцах.
Вир моргнул.
– Ты и моих людей освободишь?
– Ну. – Рингил осмотрел ногти на одной руке. – Это утомительный трюк, тот, с дверью. Почему бы тебе самому не освободить их? У тюремщика были ключи, не так ли?
И тут до Вира дошло, как он измучен, как сильно устал. Какой туман у него в голове и как ему не хватает способности ясно мыслить. Ярость и радость несли его из камеры на палубу, не задавая вопросов, с цепью в кулаке и убийством в сердце. Но теперь, внезапно, он почувствовал, что теряет опору. Он стоял, осознавая все как будто впервые. В какой-то момент он смутно понял, что если бы попытался доплыть до берега, то, несомненно, погиб бы в воде.
