Она похоронила свой страх. Замерла, закрыла глаза, стараясь выглядеть разбитой.
«Надеюсь, ты откуда-то за этим наблюдаешь, Эг. Я очень надеюсь».
Стук копыт – медленнее, ближе, движется по кругу. У Арчет съежилась кожа под волосами при мысли о том, что одно из этих копыт сделает с ее черепом, если она просчиталась. Полукровка услышала, как маджак что-то бормочет лошади, успокаивая ее. Зверь взволнованно потоптался на месте, потом угомонился и замер. Она услышала пыхтение, когда Эршал спешился, а потом – шорох травы, когда он двинулся к ее неподвижной фигуре…
«Сейчас».
Она вскочила на ноги, выхватила Убийцу Призраков и Проблеск Ленты из ножен и подняла вверх. Эршал стоял в пяти ярдах, в окрашенном в рассветные тона море травы, и смотрел на нее с комичным недоверием. Его лицо от потрясения сморщилось, плечи поникли. Он что-то со злостью сказал ей по-маджакски – впрочем, ей показалось, что глухая усталость в его голосе звучит явственней, чем гнев. Еще она как будто уловила имя Полтар, но не была уверена.
– Меня прислал Драконья Погибель, – крикнула она. По-маджакски, четко проговаривая каждый слог, – она заставила Марнака обучить ее разным фразам и репетировала их про себя, пока не выучила безупречным образом до последнего слова. – Твой брат мертв, но он протянул руку из Небесного Дома, и эта рука – я.
Он смотрел на нее, не произнося ни слова, и на миг Арчет увидела себя его глазами. Высокая, дочерна обожженная ведьма с жуткими калейдоскопическими глазами, явно неуязвимая для укусов человечьей стали, сеющая на своем пути смертоубийство и хаос.
Как будто Драконья Погибель послал из могилы какого-то демона, чтобы тот за него отомстил, – и вот она здесь.
Эршал, глава клана скаранаков, расправил плечи и глубоко вздохнул. Она видела отчаяние на его лице, видела, как он борется с ним. Она наклонила голову приглашая. Он дернул подбородком в ее сторону и сплюнул себе под ноги.
Затем поднял меч и с криком бросился на нее.
Убийца Призраков впился ему в горло прежде, чем вождь успел пройти половину пути.
Он лежал на боку в траве, еще не мертвый, когда она подошла к нему. Его ноги судорожно двигались по земле туда-сюда, как будто в подобии сна он все еще бежал к ней, пытаясь закончить атаку. Он тихо захлебывался собственной кровью, тщетно хватаясь одной рукой за торчащую из горла кириатскую сталь, но только резал пальцы о край клинка. Его губы шевелились, произнося слова, которые Арчет никак не могла понять. Его взгляд заметался, когда она наклонилась и ее тень упала на него, но полукровка не знала, смотрит он на нее или нет, понимает ли вообще, что она рядом.
Она присела на корточки и стала ждать, когда все закончится.
Его ноги медленно перестали брыкаться и замерли. Тело пару раз попыталось приподняться, а потом затряслось мелкой дрожью. Изуродованные пальцы ослабли, рука упала, открыв рану на горле. Полукровка внимательно наблюдала, пытаясь извлечь из этого зрелища хоть какое-то удовлетворение. Но это была не ее месть – она даже не знала этого человека, – и, как бы ни радовался Драконья Погибель, увидев, как погас свет в глазах Эршала, когда это наконец произошло, сама Арчет ничего не почувствовала.
«Дело сделано».
Она мгновение колебалась, затем протянула руку к тусклым пустым глазам вождя и закрыла ему веки. Схватила Убийцу Призраков и выдернула нож из плоти Эршала. Тщательно вытерла об его рукав, встала и огляделась вокруг в мягком свете раннего утра.
Почувствовала, как затылок покалывает оттого, что за ней наблюдают.
Сердце подскочило к самому горлу; Арчет резко обернулась.
И оказалась лицом к лицу с изможденной фигурой в плаще из волчьей шкуры, стоявшей в невозможных полутора ярдах от нее.
Глава шестьдесят четвертая
Из семи двенд, поверженных в бою, он, по-видимому, ранил троих достаточно сильно – «Да уж, и впрямь достаточно, Гил!» – чтобы убить их сразу или вскоре после того, как все завершилось. Но остальные четверо сумели отползти на некоторое расстояние от того места, где упали. Один все еще тащит за собой кишки, вывалившиеся из разреза на животе.
Они все пытаются выбраться из каменного круга. Отчаянно, забывая дышать, пытаются сбежать от него.
А за пределами круга, толпясь в промежутках между камнями, собралось воинство двенд с равнины – тесные ряды в шлемах, с опущенными забралами, безмолвные, словно сборище бронированных призраков, наблюдающих за диким зверем в клетке.
Гил слегка им улыбается и принимается добивать их товарищей.
Один из раненых двенд уже почти добрался до края круга, так что Гил оттуда и начинает. Наклоняется, хватает закованную в броню фигуру за лодыжку, оттаскивает от границы камней, которую та пытается пересечь. Руки в черных перчатках, которые хватались за жесткую траву, тянули за нее, теперь с проклятием вскидываются к наблюдающему воинству. Кажется, двенда издает какой-то сдавленный звук. Гил упирается сапогом в двендскую спину и пронзает Другом Воронов грудную клетку, пригвоздив олдрейна к земле. Двигает клинком вперед-назад, убеждаясь, что отыскал сердце, ждет, пока судороги существа не прекратятся.
Следующий.
К тому времени, когда все четверо мертвы, он успевает снова вспотеть, и железная шипастая корона скользит по лбу, когда он наклоняется. Гил выпрямляется после последней казни, в горле у него стоит густая вонь двендской крови. Он окидывает взглядом наблюдающее воинство, потом – камни, которые не дают им приблизиться, и, наконец, смотрит на бурю на вершине холма позади. Тыльной стороной ладони приподнимает корону на лбу, шмыгает носом и вытирает рот – впрочем, судя по всему, крови у него на лице не так много.
«Точно. Клан Талонрич. Ваша очередь».
Он поворачивается и идет вверх по склону.
Круг из камней движется следом за ним.
Он помнит, как тот же самый эффект проявился в Серых Краях год назад. Тюрьма из гранитных плит неправильной формы, подвижное бронированное кольцо с Рингилом в центре. Но тогда камни были мимолетными призрачными образами, которые возникали, когда он стоял неподвижно, и исчезали, едва он пытался к какому-то из них приблизиться.
Теперь они каким-то образом выглядят прочными, словно настоящие камни из реального мира, – он видит детали на выветрившемся граните, мягкую поросль мха: все такое четкое, что даже глазам больно, – и все же каждый монолит движется через заросли травы, словно киль корабля, рассекающий воды. Собравшееся воинство двенд расступается, расходится под воздействием этого эффекта, разбегается, как волны, что бьются о скалу. Трупы убитых двенд остаются лежать на земле, один или два из них оказываются на пути камней, но выскальзывают из них и покидают круг. Монолиты равнодушно оставляют их позади, не отставая от хозяина, словно бесстрастный почетный караул.
И когда они касаются внешних краев Когтей Солнца, что-то ярко вспыхивает словно молния, озаряя все серое небо от края до края.
