– Вы люди – вы не более чем люди, – кричит он им. – Вы такие же, как я.
А теперь пришло время умирать.
Он мчится вниз по склону, охваченный свирепой радостью, навстречу клинкам и ненависти, которые его ждут.
Глава шестьдесят седьмая
Так называемая Имперская дорога на юг от Ишлин-ичана представляла собой ничем не примечательную полосу серого цвета, пересекавшую степь, немногим шире заурядной тропы погонщиков скота. С этого конца она змеей приближалась к южным воротам города через примятую траву и обрывалась на участке каменистой земли. У ворот едва хватало места для разворота повозки, не говоря уже о том, чтобы вместить двести одиннадцать скаранакских всадников. Поэтому сделали, как предложил Марнак: две избранные дюжины выстроились почетным караулом вдоль обочин дороги вместе с морпехами и гвардейцами, а Арчет в это время прощалась. Остальным пришлось собраться на некотором расстоянии в траве или отправиться с лошадьми к водопою, пока не пришло время уезжать.
– Возможно, это к лучшему, – заметил Карден Хан. – Так много скаранаков у стен города не бывало с той поры, как три года назад случилась резня у Излучины Ленты. Весь Ишлин-ичан из-за этой банды очень нервничает, они будут рады, когда вы их заберете.
Лошадь за ее спиной вскинула голову и топнула копытом. Звякнула, зазвенела железная упряжь.
– Я и сама буду рада отправиться в путь, – сказала полукровка.
Его лицо немного вытянулось.
– А вы не могли бы просто… упомянуть императору, что это, ну, не лучший пост для человека моих лет и опыта. Я был бы благодарен.
– Будьте уверены, так и поступлю. Вы мне очень помогли, господин Хан. Джирал об этом услышит, даю слово.
– Да. – Судя по виду, легат не очень-то ей поверил. Он откашлялся и поспешил дальше: – Так или иначе, довольно мощное войско. Никто не скажет, что вы возвращаетесь в Ихельтет с пустыми руками.
«И еще сотня присоединится к нам ниже по реке, у брода Сломанной Стрелы, если Марнак сдержит слово».
После смерти Полтара и ее собственной внезапной славы в качестве возрожденной Ульны Волчьей Погибели – «или как там ее…» – у дверей посольства выстроилась очередь молодых скаранаков, жаждущих записаться в ее отряд и отправиться на юг, поглядеть на Империю. Марнак отсеял тех, что были с причудами, а также безнадежно юных, позаботился, чтобы остальные поняли, на что подписываются, а потом сам поклялся на крови служить ей верой и правдой, чтобы скрепить соглашение. Теперь, заверил он, они будут сражаться за нее и при необходимости умрут, как если бы в ее жилах текла скаранакская кровь.
Такая вот кавалерия из трех с лишним сотен наемных степных кочевников.
Едва ли это можно было назвать тем богатством, той добычей, которую обещала их миссия, и уж подавно – возвращением с триумфом. Но в пору войны и нужды, пожалуй, такой подарок не был слишком уж незначительным, чтобы не прихватить его, возвращаясь домой.
Ну что есть – то есть. А Джирал пусть ворчит и ноет, сколько ему захочется.
Она еще раз пожала руку Хану, пробормотала положенные слова прощания и добрые пожелания. Потом вскочила на лошадь и развернула ее к югу. Канан Шент и остальные гвардейцы без единого слова построились с флангов. Морпехи чуть менее ловко направили своих скакунов в ту же сторону. Арчет еще раз кивнула легату, наклонилась и, тихонько цокнув языком, пустила лошадь ровной рысью по дороге.
Когда полукровка проезжала мимо выстроившихся на обочинах скаранаков, каждый из мужчин слева и справа бил себя кулаком в грудь и склонял голову.
А потом следовал за нею.
Марнак согласился ехать до самого брода. Он должен был проследить за новыми людьми, когда они прибудут, убедиться, чтобы они плавно влились в существующие ряды. На этот отрезок пути должна была уйти пара дней, и ему не помешало бы провести какое-то время вдали от дома. Эршал и шаман умерли слишком недавно, он был слишком тесно замешан в том, что случилось. Несмотря на его дружбу с Ульной Возрожденной, в лагере царило определенное напряжение, и от слухов, что после гибели Эршала некоторые скотовладельцы собираются выдвинуть его на пост вождя, оно ничуть не ослабевало.
– Мне это на хрен не надо, – ворчал Железный Лоб. – Если я буду держаться подальше, может, они поймут намек.
Она усмехнулась.
– Или ты вернешься и обнаружишь, что уже коронован. Лидерство преследует тебя, Железный Лоб. Я же говорила: беги со мной на юг, пока есть такая возможность.
– А я тебе говорил, что мне надоело сражаться на чужих войнах. Это игра для идиотов юнцов.
Он неоднократно отказывался от ее предложения о новом имперском назначении и командовании, но можно было сказать, что более чем наполовину ему хочется поехать. По большей части он ехал молча, время от времени удаляясь, чтобы заняться каким-нибудь незначительным вопросом дисциплины в рядах скаранаков, но когда заговаривал с ней, то все время вспоминал о своем пребывании на юге. Разбирал сражения с Чешуйчатым народом, в которых они оба участвовали, помянул ее отца добрым словом, поведал о приключениях и о том, как несколько раз едва не погиб, – и почти всегда оказывалось, что и Драконья Погибель принимал в этом участие.
Разговоры об Эгаре и Флараднаме причиняли Арчет гораздо меньше боли, чем она ожидала. Прошлое, казалось, теряло свою способность ее ранить. В ней было слишком много жажды будущего.
«Ишгрим… ну и оттрахаю я тебя, стоит мне войти в дверь».
Через несколько часов пути, когда Марнак опять удалился в один из своих дисциплинарных выездов, с ней поравнялся Илмар Каптал.
– Моя госпожа?
Она искоса посмотрела на бывшего сутенера. С его рук уже сняли бинты, но левый глаз и верхняя часть лица все еще были скрыты. Арчет попыталась забыть, как он выглядел, когда впервые поднялся на ноги посреди степи и окликнул ее. В объятиях призрака плоть прогорела и растаяла, одна скула торчала, как конец балки из руин сожженной лачуги, а глаз над ней превратился в окровавленное слепое желе. От ушей остались бугорки, от рук – почерневшие лапы с местами просвечивающей синевато-бледной костью. Одну щеку разъело до самой челюсти, и в дыре скалились зубы. Горло расплавилось до самой грудной клетки, ребер, трахеи и прочих внутренностей.
Арчет увидела, как в этом кровавом месиве бегают серебристые паучки, и поспешно отвела взгляд. На глаза ей попался обгоревший, лишенный кожи труп лошади, на которой он ехал.
«Ты все еще жив?» – выпалила она.
«Это очевидно, – ответил Каптал. Впрочем, прозвучало не очень уверенно. В изувеченном горле шипело и клокотало, уцелевший глаз смотрел с отчаянием. – Вы должны прикрыть мои раны. Нельзя, чтобы меня увидели таким. Прошу вас».
Она сделала все, что могла. Отрезала куски ткани, самые мягкие, какие нашлись, от рубашки и штанов Эршала, а в конце концов воспользовалась и рукавами собственной блузы. Забинтовала ему руки, болезненно думая о тех временах, когда пальцы, обожженные драконьим ядом, после такого безнадежного лечения срастались в искалеченные лапы. Она перевязала ему голову целиком, оставив щель по диагонали, чтобы он мог видеть уцелевшим глазом.
