Полукровка махнула рукой, не поднимая ее высоко над коленями, в ту сторону, где у светящейся чаши сидел в одиночестве Илмар Каптал.
– Ты уже с ним поговорил? – спросила она тихо.
Драконья Погибель проследил за ее взглядом.
– Да, пару раз. А что?
– Когда?
– Один раз, когда мы остановились поесть. А потом – когда наш огненный друг проверял вход в ту пещеру.
– И чего?
– И ничего. У пещеры он был угрюмым мудаком; до этого вел себя так, словно боялся, что я приставлю к нему нож и ограблю, если он остановится. Все еще беспокоишься о том, кем он может быть на самом деле? Арчиди, забудь. Его собрал по частям демон, который кормил нас пятитысячелетними фруктами, посылал железных пауков исполнять свою волю и одолжил нам долбаных светящихся черепах, заменяющих дрова. Поди разбери, настоящий это Илмар Каптал или нет. И знаешь что – пока он на нашей стороне, кому какое дело? Он ведь и до того, как утонул, не был жизнерадостным гарцующим пони, верно?
– Тут ты прав.
– Ага. – Эта тирада, казалось, немного успокоила гнев Эгара. – Ну и вот.
– Я просто хотела бы знать, почему Тараланангарст решил, что вернуть его так важно. Какое это имеет отношение к великой цели, которую преследовал Анашарал.
Демонстративное пожатие плечами.
– Как недавно сказала одна моя знакомая, Стратег еще ни разу не ошибся. Верно?
Она поморщилась.
– Ну да, ладно. Но я серьезно, Эг, – Каптал, мать его, придворный. У него нет ничего, в чем мы нуждаемся.
– Прямо сейчас – нет. Может быть, в Ишлин-ичане окажется, что у него имеются какие-то полезные связи.
– Если и так, то он об этом помалкивает. Он знает столько же, сколько остальные, ему известно, куда мы направляемся. Во всяком случае, я не понимаю, в чем дело. Не позволяй текущим обстоятельствам одурачить себя – единственная причина, по которой Каптал отправился с нами на север, – это то, что он не мог позволить Шенданаку и Танду затмить его. И даже тогда он скулил каждый дюйм пути. Судя по тому, что я слышала при дворе, до этого он почти никогда не выходил за городские стены Ихельтета. Он не отличит Ишлин-ичан от дыры в земле.
Эгар хмыкнул.
– Ишлин-ичан и есть сраная дыра в земле.
– Каптал бесполезен, Эг. – Она продолжала гнуть свою линию, отказываясь возвращаться к разговору о степи, до которой они еще не добрались. – Он дерганый придурок и в придачу еще и образцовый маленький засранец. Ты же видел, как он отреагировал на идею понести хоть что-то из собственного снаряжения. И если мы все-таки ввяжемся в драку где-то по пути, то почти наверняка окажется, что он ни разу за всю свою долбаную жизнь не брал в руки меч.
Драконья Погибель широко зевнул.
– Раньше он был сутенером, не так ли?
– Так говорят.
– Тогда, наверное, очень ловко управляется с ножом. Может, тебе стоит дать ему один.
– Очень смешно.
Но горечь Арчет была демонстративной: она испытала тайное облегчение, увидев, что Эгар расслабился. Потому что если хваленый «воздушный транспорт» Стратега действительно доставит их в Ишлин-ичан, как и было обещано, то дальнейший путь пролегал по территории маджаков. И независимо от того, сядут ли они на одну из нечастых торговых барж вниз по Джанарату или просто раздобудут лошадей и отправятся прямо на юг, к перевалу Дхашара, успех их путешествия будет во многом зависеть от того, насколько хорошо Драконья Погибель справится со своим возвращением домой.
За ночь небо прояснилось, и когда они проснулись рано утром, то увидели бледную Ленту с розовыми краями, изгибающуюся над головой на фоне почти безоблачного рассвета. Безжизненный ландшафт вокруг них от этой перемены казался более мягким, каким-то менее резким и угрожающим, словно новый свет отчасти согрел камни. Арчет почувствовала, как это расслабило мужчин, когда они суетились, собирая лагерь. Она их не винила. Она и сама не в первый раз поняла, как сильно скучает по привычно-ясному ночному небу юга. Как сильно скучает по…
«Ишгрим».
Раскрутились воспоминания и острыми ножами ударили в живот и глаза. Вот они лежат вместе в холодном поту на балконном диване, Арчет указывает на кириатские созвездия, называя их по именам, и обе смеются, когда Ишгрим неуклюже пытается скопировать произношение.
Они расплакались, когда Арчет пришло время взойти на борт корабля на верфях Шанты.
«Вот увидишь, – солгала Арчет. – Не успеешь опомниться, как я вернусь. Не о чем беспокоиться».
Ишгрим ничего не сказала. Несмотря на кое-какие игры, в которые они играли в постели, она не была невинной. Рабство породило в ней твердое, непоколебимое видение мира, и они обе знали, с каким риском столкнется экспедиция.
«Я буду молиться за тебя Темному Двору», – выпалила она, когда Арчет повернулась, чтобы уйти.
«Хм. Если ты этого хочешь».
«Я знаю, что ты в него не веришь, – дерзко сказала она, вскинув подбородок так, что у Арчет кольнуло в груди. – Но Соленый Владыка Такавач ответил на мои молитвы в неволе. Он привел меня в безопасную гавань с тобой. Может, у него есть предназначение для нас обеих».
В последний раз она видела стройную, очень прямую фигуру девушки в солнечном свете, неподвижную среди ликующей толпы на смотровых площадках верфей, пока флотилия плыла по течению вниз по реке к устью и морю. Ишгрим ни разу не помахала, и Арчет, которая смотрела на нее прищурившись, пока расстояние не отняло эту возможность, видела, что руки девушки крепко сжаты на перилах площадки.
Она схватила боль воспоминаний обеими руками. Выкрутила и превратила в силу. «Держись, девочка, я иду к тебе. Укокошу на хрен все и вся, что встанет у меня на пути в этот раз».
– Вид-то получше, – весело сказала она Эгару, когда их пути пересеклись в суматохе.
Он проворчал, застегивая ширинку:
– Ага, солнце взошло. Будем надеяться, что это сраное знамение.
Даже если все было не так, дела шли неплохо. Они быстро пересекли внезапно позолоченную солнцем местность, по дорожке из брусчатки, которая с каждым шагом становилась все лучше. Огненный дух несся в авангарде, бледный и временами плохо различимый, но редко колебался больше нескольких секунд, прежде чем броситься вперед. На мощеной дороге не было видно ни разветвлений, ни обрывов, и вскоре после полудня они оказались в прохладной тени следующего гребня. Террасы, идущие зигзагом по склону горы, были под стать тропе – в гораздо лучшем состоянии, чем те, по которым они шли в предыдущие два дня, более широкие и с более снисходительным уклоном. С новой энергией, которую принесла им перемена погоды, путники преодолели гребень, имея в запасе несколько часов дневного света.
Тропинка шла вверх, а потом вниз обманчиво бесхитростным образом, расширяясь по мере спуска на другую сторону, и почти сразу же проходила между массивными спаренными «пнями» двух колонн, обрамлявших то, что когда-то было воротами. За кривыми, торчащими как клыки останками открывался вид на простирающиеся внизу возвышенности.
