На другом корабле, поднявшись по лестнице, Рингил увидел ожидающего Ракана.
– Мой господин. – Тоска во взгляде юноши была почти осязаема. Рингил испытал проблеск воспоминаний – Хьил согнулся над его коленями в палатке, работает ртом, – и на миг его одолели угрызения совести. Но потом все прошло. Слишком о многом следовало поволноваться прямо сейчас.
– Ракан. – Он слегка коснулся руки другого мужчины. – Рад снова видеть вас, капитан. Мне нужен от вас хороший подробный отчет, когда у нас обоих выпадет минутка.
Он подмигнул. Капитан Трона Вековечного это увидел и в свете раннего утра заметно покраснел. Сглотнул.
– Да, мой господин.
«Соберись, Гил».
– Но сейчас я хочу, чтобы вы установили лебедку и подняли Кормчего на верхнюю палубу.
Ракан моргнул.
– Анашарала, мой господин?
– Да, этого металлического ублюдка. Наверное, понадобится с полдесятка человек, но мы никуда не спешим, так что вы их найдете. – Он окинул взглядом шкафут. – Мы его положим вон там, у левого фальшборта. Вверх ногами.
– Да, мой господин. – Ракан отсалютовал и пошел собирать своих людей.
– Могу я спросить, что ты задумал? – раздался из пустоты над ухом голос Кормчего, звучащий мягко, но готовый сорваться на крик.
Улыбка Рингила растеклась как кровь.
– Ага, спросить можешь.
А потом он подошел к фальшборту и распахнул часть, к которой цепляли трап, открыв зияющую дыру, по ту сторону которой простирался океан.
Глава тридцать первая
Внизу, на уровне улицы, ветер ощущался слабее, однако он все так же стонал в искореженных руинах у них над головами, как будто продолжал оплакивать город, над которым дул. Они с благоговейным трепетом брели по широким бульварам, мимо груд щебня размером с дворец, и ветер был их постоянным, тихо плачущим спутником. Он пробирался по некоторым улицам, устраивал засады на поворотах в сгущающихся сумерках, бросал в глаза пригоршни песка в самый неожиданный момент. Он единственный нарушал вечернюю мрачную тишину, если не считать хруста их собственных сапог по заваленным обломками улицам и приглушенное бормотание среди мужчин.
– А ну заткнулись, держите ухо востро! – в конце концов был вынужден рявкнуть Эгар. – То, что мы сыты и вооружены, не делает нас неуязвимыми против клинков.
Кто-то сказал что-то дерзкое на тему призраков. Драконья Погибель развернулся.
– Ага, призраки. Призраки меня нихуя не беспокоят. Они уже мертвы. Увидите какого-нибудь, помашите ему и улыбнитесь. Остальное – убить. А теперь захлопни пасть и следи за местностью.
По правде говоря, он не мог их винить. Он и сам ощущал холодную, покинутую тяжесть города, давящую, словно что-то осязаемое, между лопатками и затылком. Если Ан-Кирилнар казался – и в некотором роде, как он полагал, был – населенным привидениями, то по сравнению с этим местом он выглядел весьма гостеприимным. Здесь царило запустение, которое вытесняло все, что могла предложить кириатская крепость. Даже безжизненная пустошь, которую они только что пересекли, не казалась такой мертвенной и заброшенной. Ветер или не ветер, но он все больше жалел, что уговорил Арчет не разбивать лагерь на вершине холма.
Посреди одного из широких бульваров они наткнулись на обломок размером с какой-нибудь амбар в Орнли. На одной стороне была высечена надпись – буквами размером почти в человеческий рост и похожими на наомский алфавит, но Драконья Погибель не смог понять ее смысл. Он с любопытством провел пальцами по каменной стене. Она оказалась слегка теплой на ощупь.
Он свистнул, обращая на себя внимание, и подозвал ближайшего капера.
– Ты. Узнаешь это?
Мужчина покачал головой.
– Не умею читать, командир. Спроси лучше Тиднира, он грамотный. В школу ходил и все такое, пока его старик не погиб в кораблекрушении у мыса.
– Тиднир. Который из них…
Капер любезно кивнул, повернулся и указал на кого-то в дальнем конце почти рассеявшегося отряда.
– Эй, Тид, – рявкнул он. – Иди сюда. Драконья Погибель хочет прочитать эту хрень.
Другой капер, моложе, но с проницательным и умным взглядом, осторожно приблизился к передней части их группы. Встал рядом с Эгаром и пригляделся к ряду высоченных символов, высеченных на каменной стене. Его губы беззвучно шевелились.
– Ну?
– Это мирликский, командир. Язык предков.
– И что тут написано?
– Не знаю. – Тиднир почесал в затылке. – Это… мне кажется, это молитва или…
Что-то его схватило.
Это случилось в мгновение ока. Только что молодой капер стоял рядом и разговаривал, а через секунду он исчез, и лицо Эгара окрасилось внезапными брызгами горячей крови. Драконья Погибель едва успел заметить нечто бледное и клыкастое, повалившее Тиднира на мостовую, и услышал звук, с которого начинались сражения десять лет назад…
– Ящеры! Это ящеры! – заорали позади.
Настоящее провалилось под ним как прогнивший пол, и Эгар рухнул в кошмарную мутную взвесь прошлого, которое считал давным-давно похороненным.
Цельнометаллическое копье-посох, которое сделал для него Стратег, было привязано к ранцу на спине, с защитными чехлами из кириатской мягкой ткани на обоих клинках… «Нет времени, мать твою, нет времени, Эг. Забудь». Он сбросил оружие вместе с ранцем в один миг, двинув плечами. Но обрывок цепи болтался у него на шее – что-то вроде ироничного напоминания о ранге, которое он оставил при себе и носил вот так все это время, руководствуясь слабым, необъяснимым побуждением, и теперь…
Рвануть ее в сторону одной рукой, ударить как хлыстом, ощутить тяжесть и резкую боль от железных звеньев, впившихся в напряженный кулак. Конец цепи с прикрепленным болтом вспорол Эгару шею, но он этого почти не почувствовал. Чешуйчатый пеон, убивший Тиднира, рванулся к нему. Тварь с окровавленной мордой была размером всего лишь с какого-нибудь задохлика, но вся состояла из клыков, из когтей и рыка – и Эгар, утопая в замедленном времени, как в грязи, как в ночном кошмаре, завопил и размахнулся цепью в полную силу.
– Драконья Погибель!
Ящер прыгнул, концы цепи с болтами ударили его сбоку в череп и отшвырнули. Тварь задергалась, зашипела, и Эгар, использовав замах назад, ударил ее снова – «…ублюдок не должен встать…» – потом шагнул вперед и с очередным воплем высоко поднял цепь. Опять по черепу, со свирепой мощью, порожденной омерзением. Брызнула кровь пеона – в вечерних сумерках темная, почти человеческого оттенка. Тварь билась в конвульсиях, пытаясь откатиться. Драконья Погибель придавил ее сапогом и снова ударил цепью. Он теперь кричал, без слов подтверждая свою свирепость, приближаясь к ярости берсеркера. Еще два удара – и пеон прекратил трепыхаться. Его тело еще подрагивало, но маджак знал по горькому опыту, что это конец.
