Глава первая
1869 год
Пассажиры парохода, совершавшего рейсы между Кале и Дувром, поспешно спускались на пристань английского порта.
Шел небольшой дождь, но на лицах пассажиров было написано чувство облегчения, если не сказать радости: ведь плавание через Ла-Манш осталось позади, и их ноги опять ступали по твердой земле!
По трапу медленно спускалась странная пара, задерживая движение остальных. Старая женщина шла с большим трудом, тяжело опираясь на плечо юной девушки, огромные серые глаза которой выражали тревогу.
Для того чтобы сойти на пристань, женщинам понадобилось гораздо больше времени, чем остальным, — и девушка остро ощущала недовольство других пассажиров, которые шли за ними. Самые нетерпеливые из них выражали недовольство по поводу их медлительности, тем самым стараясь ускорить их продвижение.
Наконец они ступили на каменные плиты пристани — и тут пожилая женщина пошатнулась, Девушка с трудом довела свою спутницу до пустой тележки носильщика, чтобы та смогла присесть.
Женщина застонала и закрыла лицо ладонями.
— Je suis malade, tres malade
[1]
— Да, я вижу, мадемуазель, — отозвалась девушка, — но вам надо сделать еще одно усилие. Нам надо сесть на поезд — и тогда вы сможете отдыхать, пока мы не приедем в Лондон.
В ответ француженка только застонала.
— Ну, пойдемте же! — уговаривала ее девушка. — Вокзал совсем недалеко. Обопритесь на меня, мадемуазель. Или давайте я буду поддерживать вас.
Она попыталась поднять немолодую женщину на ноги, но та не захотела встать.
— Non, e'est impossible!
[2]
— чуть слышно пробормотала она.
— Но мы же опоздаем на поезд! Это ужасно! — не отступала девушка. — Ну, пожалуйста, мадемуазель, вы должны постараться!
Она помогла француженке встать — но та вдруг обмякла, упала на землю и осталась лежать без движения.
Девушка в ужасе воззрилась на нее.
Теперь она осознала, что жалобы мадемуазель на плохое самочувствие не были вызваны просто морской болезнью, как она решила во время плавания. Нет, ее немолодая спутница оказалась серьезно больна!
Плавание было весьма нелегким: пароход сильно качало, и большинство пассажиров начали страдать от морской болезни еще до выхода из гавани Кале. А мадемуазель Бовэ заранее предупредила ее, что совершенно не выносит моря.
Но Беттина не представляла себе, насколько все будет трудно, пока они не отплыли. В открытых водах пароход начал заваливаться из стороны в сторону, задирать
то корму, то нос — и только что не переворачивался кверху днищем. И так продолжалось до прибытия в гавань Дувра, где царило относительное затишье.
Теперь девушка снова подумала про себя — как думала уже не раз во время плавания, — что безумием было давать ей в сопровождающие настолько немолодую женщину. Но, конечно, дело было в том, что в пансионе легче всего было обойтись именно без мадемуазель Бовэ.
Беттина осмотрелась, пытаясь найти помощь, но спешащие мимо них пассажиры и носильщики не обращали ни малейшего внимания на упавшую женщину.
Придя в отчаяние, она попыталась обратиться к пожилой даме, которая показалась ей достаточно доброй с виду.
— Извините, вы не могли бы мне помочь? — спросила она. — Моя спутница…
В ответ ее весьма бесцеремонно оттолкнули в сторону, и дама, шурша шелковыми юбками, закутанная в теплое меховое манто, поспешно проплыла мимо нее к стоявшему у платформы поезду.
— Носильщик! Носильщик! — позвала Беттина.
Но все носильщики уже были разобраны. На их тележках громоздились груды багажа, а владельцы вещей сообщали им свои пожелания относительно того, какие места они предпочитают занять.
«Первый класс, лицом по ходу… Угловое место, второй класс… Только для дам… Вагон-ресторан…» — доносилось со всех сторон.
— Что мне делать? — растерянно проговорила Беттина.
Снова посмотрев на мадемуазель Бовэ, она заметила, что глаза у нее по-прежнему закрыты, а лицо приобрело мертвенно-серый оттенок.
Ей вдруг показалось, что француженка умерла, и девушка уже с полным отчаянием окликнула джентльмена, который в эту минуту проходил мимо них.
— Вы должны мне помочь! — воскликнула она. — Эта леди или умерла, или умирает — и никто не хочет ей оказать помощь!
Джентльмен остановился, посмотрел на Беттину, потом на мадемуазель, лежащую на грязной каменной пристани. Дождь уже успел насквозь промочить ее шляпку, и седые волосы тонкими прядями прилипли к лицу.
Не говоря ни слова, он наклонился, подхватил француженку на руки и отнес ее под навес.
— О, спасибо вам, огромное спасибо! — сказала Беттина. — Ей было ужасно плохо, пока мы плыли через Ла-Манш, и теперь я боюсь, что у нее не выдержало сердце.
— По-моему, это весьма вероятно, — отозвался джентльмен. — Если дело обстоит так, очень важно, чтобы она немедленно получила врачебную помощь.
— Вы хотите сказать — здесь, в Дувре? — спросила Беттина.
— Здесь должна быть больница, — сказал незнакомец. — Подождите немного, я наведу справки.
В этот момент они подошли к двери зала ожидания, и Беттина поспешно открыла ее, чтобы он мог зайти со своей ношей в помещение.
Мадемуазель Бовэ казалась очень жалкой и беспомощной, Беттине показалось, что в лице ее не осталось ни кровинки, а кожа стала бледной и так обтянула кости, что она за короткое время изменилась до неузнаваемости.
Любезный незнакомец уложил пожилую француженку на черную кожаную банкетку у стены, он приложил палец к ее запястью и спустя несколько мгновений тихо проговорил:
— Она жива.
— Слава богу! — прошептала Беттина. — Мне было страшно… Так страшно!
— Ваши чувства вполне понятны, — отозвался джентльмен. — Ведь леди весьма немолода, а путешествие через Ла-Манш столь утомительно…
— Других учителей отправить со мной в Лондон не смогли. Они нужны были в пансионе.
Ее бесхитростное объяснение заставило джентльмена чуть заметно улыбнуться. Потом он сказал:
— Подождите меня здесь. Я попробую узнать относительно врача и больницы.
С этими словами их спаситель ушел, а Беттина поправила юбку своей спутнице, чтобы не видно было ее высоких ботинок на пуговицах, а потом развязала ленты ее шляпки.
Пожилая француженка казалась такой неподвижной и безжизненной, что Беттина почувствовала потребность удостовериться в том, что она услышала от этого джентльмена, и приложила пальцы к запястью больной.
