Вид у него был тоскливый. Наверное, понимал, что найти двоих хмырей по приметам – кожаная куртка, синий спортивный костюм и вишневая «девятка» будет нереально. И заранее предчувствовал, что дело превратится в очередной «висяк» для отдела.
– И номера машины вы тоже не разглядели?
– Нет.
– А есть у вас соображения, почему на вас напали? Кто были эти люди? Чего они от вас хотели?
– Известно чего, – снова вклинилась мама Люда. – Ограбить хотели. Куртка у нее импортная, дорогая, сумка тоже. Ходит разодетая, как принцесса, дразнит гусей. Народ сейчас сами видите, как живет… Нищета… На что только не пойдешь от отчаяния.
– Вы могли бы не мешать следствию? – не выдержав, огрызнулся в ее сторону милиционер. – На оружие и автомобиль этим отчаявшимся нищим, как мы видим, хватило.
И Оля даже хихикнула от такой неожиданной поддержки. Хотя на самом деле, конечно, веселиться ни малейшего повода не было. Огнестрельная рана плеча, да еще и правого, означала, что грядущую олимпиаду она точно пропускает. А по смущенному расстроенному виду Василия Андреевича, по неубедительному лепету девчонок из сборной, по Машке, в честных глазах которой плескалась неподдельная боль за подругу, можно было сделать вывод, что и продолжение ее спортивной карьеры в принципе теперь под большим вопросом. От этих мыслей наползала засасывающая чернота, и Оля старалась гнать их подальше, твердя себе, что еще ничего не понятно, нужно дождаться официальных прогнозов врачей. И все же, что она будет делать, если то единственное, с чем связаны были все ее надежды, все планы на дальнейшую жизнь, станет для нее закрыто? В голове, как назло, сами собой всплывали слова серого Ивана Ильича: «Что вы будете делать, когда спортивная карьера окончится?» И мучило подозрение, уж не приложил ли этот деятель руку к тому, чтобы она закончилась прямо в тот же день. Это, конечно, было сомнительно, вряд ли Оля представляла такую уж ценность как потенциальный сотрудник. И все-таки неужели совпадение?
– Спасибо за ответы. Прочтите, пожалуйста, и подпишите.
Милиционер протянул ей протокол. Ольга пробежала глазами его мелкий аккуратный почерк, левой рукой кое-как поставила подпись. А затем, указав милиционеру глазами на маму Люду, попросила со значением:
– Вы не проводите мою маму до метро?
При мысли, что она сейчас останется с матерью наедине и та примется с новой силой укорять ее в случившемся, Оле делалось дурно. Милиционер, кажется, понял, посмотрел на нее с сочувствием и обратился к матери:
– В самом деле. Пойдемте.
– Но я еще хотела… – запротивилась та.
– Не будем утомлять больную, – настоял на своем милиционер, подхватил мать под руку и вывел из палаты.
А через несколько минут, когда до окончания часов посещений оставалось всего ничего, к Оле неожиданно явился еще один гость. Сунулся в палату, сказал:
– Простите, я к Котовой.
Дама в розах аж зашлась от возмущения:
– Совсем обнаглели! Часы посещений закончились. Тут больница или проходной двор?
– Уймитесь вы. Я в коридор выйду, – бросила ей Оля.
Поднялась с постели, аккуратно, стараясь не потревожить раненое плечо, натянула поверх футболки спортивную кофту на молнии.
Этого человека она не знала. Худой такой дядька, лет пятидесяти, с носом острым, как прямоугольный треугольник в учебнике геометрии, и глубоко запавшими складками вокруг рта. Но почему-то Оле подумалось, что это может быть кто-то из министерства спорта. Скажет, мол, Василий решил от тебя отказаться, но мы не станем терять перспективные кадры. Я умею работать с травмированными спортсменами, я возьму тебя под крыло, и следующая олимпиада точно будет наша.
В больничном коридоре горели под потолком длинные белые лампы, придавая всему мертвенный желтоватый оттенок. Пахло хлоркой и спиртом. Дядька ждал ее у окна, на обтянутой коричневой клеенкой банкетке. Оля села, вопросительно посмотрела на него. Мимо прошмыгнула медсестра в белом халате, из-под подола которого торчали застиранные джинсы.
– Здравствуй, Оленька! – мягко сказал дядька и улыбнулся, отчего его худое лицо исчеркало морщинами. – Ты меня не знаешь. А вот я тебя знаю, так уж вышло. Можешь называть меня, скажем, дядя Слава.
– Дядя? – фыркнула Оля. – Вы что, мой давно потерянный родственник? Мы не в мексиканском сериале, случайно?
– Нет, девочка, это не сериал, – качнул седой головой гость. – Хотя в историю, которую я тебе расскажу, сразу поверить будет трудно.
– Ладно уж, не тяните, – помрачнела Оля.
По всему выходило, что этот дядя Слава ни из какого не Госкомспорта. А значит, никому она там, к черту, не нужна, и если старый хрен Василий все же не решится рисковать, валить ей из биатлона на все четыре стороны.
А кто тогда такой этот мужик, оставалось вообще непонятно. Может, коллега серого Ивана Ильича? Да вроде не похож. Оля окинула быстрым цепким взглядом сутулую жилистую фигуру, отметила выступающий из рукава рубашки синий край татуировки. Да уж не сиделец ли ты, дяденька?
– Скажи, Оля, ты помнишь тот день, когда убили Александру и Сергея? Ведь ты была с ними в момент их гибели, – неожиданно спросил дядя Слава.
Оля резко вскочила с банкетки. Плечо дернуло от острой боли, и она, прикусив губу, подавила стон.
– Вы кто такой? – прошипела она, уставившись на незнакомца. – Из милиции? Я все рассказала еще тогда, я ничего больше не знаю. Что вам от меня нужно?
– Успокойся, успокойся, девочка, – попросил дядя Слава. – Я не собираюсь ничего у тебя выспрашивать, наоборот, сам хочу кое-что рассказать.
Оля еще несколько секунд мерила его уничтожающим взглядом, потом, чуть успокоившись, плюхнулась обратно на банкетку. А седовласый гость, хмыкнув, буркнул себе под нос:
– Ну и характер. Наследственность…
– Да, я помню этот день, – нетерпеливо бросила Оля. – Мне было восемь, мы с матерью жили в Крыму. Сергей и Саша приехали к нам в гости, она была сестрой матери. Потом в дом ворвались какие-то бандиты и убили их. Все.
– Не совсем все, – качнул головой дядя Слава. – Александра Котова была манекенщицей в Доме моделей на Кузнецком мосту, настоящей красавицей, золотой девочкой, которую ждало поразительное будущее. И… твоей матерью, Оля.
– Чего? – недоверчиво протянула она.
Хоть дядька и пообещал ей, что все это не мексиканский сериал, ощущение было очень похожее. Он совсем, что ли, за идиотку ее держит? И все же, все же… Это ведь объясняло бы, откуда у нее взялись те странные обрывочные воспоминания – струящиеся, как вода, волосы в золотом луче, которые расчесывает быстрая ловкая рука, нежный, чуть горьковатый запах, который окутывает ее, когда она уже почти засыпает. Смутные видения – без сюжета, без объяснения, которые она привыкла считать не то снами, не то фантазиями.
Но так просто взять и поверить незнакомцу Оля не могла. Ей нужны были доказательства, объяснения, факты. Пусть покажет ей какие-нибудь бумаги, пусть объяснит, почему все говорили ей, что она дочь Люды. И откуда он сам обо всем этом знает. Что за бред, что за…
