Чтобы не потерять навык стрельбы, Оля ежедневно тренировалась в подвале загородного дома Пороха, где он разместил их с Машкой. Та поначалу сильно переживала уход из спорта. До сих пор Машка, как и Оля до ранения, жила только тренировками и соревнованиями. Теперь же нужно было найти в жизни новые приоритеты, а это у нее пока не получалось. Зато, когда выяснилось, что на зарплату, выделенную им Порохом, вполне можно поселить бабушку в платном «Доме ветеранов», где ее ожидали профессиональный медицинский и бытовой уход, а матери нанять сиделку, Машка воспряла духом.
– И чего я столько лет впахивала в биатлоне за нищенские копейки, – фыркала она. – Надо было сразу в охрану податься.
Оля понимала, что в словах этих больше бравады, чем искренности. Наверное, Машка, прежде всего, саму себя хотела убедить, что не так уж и страдает по своему заповедному биатлону. А потому избавиться от чувства вины – от осознания, что это она вовремя не дала подруге отпор, позволила ей втянуться в эту историю и теперь ответственна за ее судьбу, – было трудно.
Зато угрызения совести по поводу убитого Рябого Олю не мучили. Да, выстрелить в человека, пусть даже подонка, оказалось не так легко, как она думала. И да, алое месиво на остове шеи, оставшееся вместо его головы, частенько являлось ей ночами. Но о сделанном Оля не жалела. Этот ублюдок убил ее родителей, лишил ее надежды на нормальное детство, на материнское тепло, на отцовскую нежность. Это он обрек ее на полуголодное существование у мамы Люды, на затрещины Пети, на ночные кошмары. И поплатился за это.
И оставшиеся двое тоже поплатятся. А еще – те, кто их подослал. Порох лично обещал ей это.
– Не кипешуй, девочка, найду я тебе Белого и Винта. Узнаю, где они теперь небо коптят, у ребят поспрашиваю. Что, не терпится и с этими счеты свести? – Порох скалил в усмешке зубы и обещал. – Эх, ну настоящая Фараонша. Не торопись, успеется. Давай пока потолкуем о том, куда завтра поедем. Перетереть мне надо с человечком одним, с Анваром. А человечек он опасный, непредсказуемый, вы с Машкой будьте начеку.
Все эти «человечки», с которыми Порох вел бизнес, переговоры, на которых Оля регулярно присутствовала, вскоре не оставили у нее сомнений насчет рода занятий дяди Славы. Он был одним из винтиков огромного наркокартеля, одним из звеньев длинной цепочки, по которой в Россию попадала наркота. Связи и знакомства, завязанные еще во время службы в Туркмении, на границе с Афганистаном, обеспечивали Пороху надежное положение в этой цепочке и позволяли не сомневаться, что товар прибудет вовремя и окажется надлежащего качества. Легальный бизнес у Пороха, разумеется, тоже был – грузоперевозки. Только в части машин, фур, железнодорожных контейнеров и составов ехали не безобидные продукты и стройматериалы, а маковые коробочки, сырье для опиума и героина.
Порох едва ли не каждый день наведывался в недавно расцветшие в разных частях Москвы чайханы, распивал чаи с Фархатом из Душанбе, с Байрамом из Ашхабада, с Каримом из Кабула, беседовал о поставках, о ценах, о реализации товара, и составы шли, везли в Москву смертоносный порошок. Оля сама не знала пока, чего ради прислушивалась к разговорам и старалась вникнуть в устройство наркобизнеса. Для исполнения ее служебных обязанностей этого не требовалось. И все-таки довольно скоро она уже представляла себе схему, по которой проходила торговля, и какое место занимал в ней Порох.
Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды вечером, когда они только вернулись с очередных переговоров, проходивших, как подобает, в загородном клубе с сауной, бассейном и бильярдной, Порох не попросил ее задержаться на минутку. Машка шмыгнула в свою комнату, Оля же прошла вслед за Порохом в гостиную, обставленную с кричащим низкопробным шиком – золото, бархат, хрусталь, фальшивая тигровая шкура на полу, аляповатые картины над камином.
Порох предложил ей виски. Оля, мотнув головой, отказалась. Она пока еще не пробовала алкоголь. Даже на встречах с пороховскими корешами, жаждавшими напоить юную красавицу, умудрялась отнекиваться.
– Как хочешь, – пожал плечами Порох.
Плеснул себе виски в низкий граненый стакан, уселся на диван и поманил Олю к себе. Она присела рядом, не понимая, что нужно от нее дяде Славе. До сих пор он ни разу не делал попыток пристать к ней. Неужели сейчас?..
Однако на этот раз она ошиблась. Порох и не думал заявлять права на девушку, и без того официально считавшуюся его любовницей. Наоборот, закинув руку Оле на плечи, он подпустил в глаза уже знакомой сентиментальной поволоки и пустился в воспоминания.
– Ох, и человек же был папка твой. Любого мог завалить, хоть самого президента. Охрана, броники – все это для него было как два пальца. Казалось, вообще никак к цели не подступиться, а папка твой только кивнет – и назавтра находят его, голубчика, с пулей в башке. Правда, и брал Фараон за заказы много. Не каждому его услуги были по карману.
Порох отпил виски из стакана, пряно дыхнул Оле в лицо и продолжил:
– Такие деньги зашибал, не поверишь. Времена были дикие, звериные. А и тогда мало кто мог похвастаться такими доходами.
– На что же он тратил такие деньжищи? – спросила Оля и постаралась незаметно отодвинуться от дяди Славы подальше.
– Ну как на что… – хмыкнул Порох. – На жену молодую, на друзей верных. Да и, знаешь ли, когда взяли его да на нары кинули, нужны были бабулесы-то, чтоб подмазать кого надо и побег организовать. Но это все тьфу, мелочь по сравнению с тем, что у него осталось. Так-то мужик он был скромный, пыль в глаза пускать не любил. Откладывал все… Чтоб на покой уйти и зажить с семьей на райском острове.
В памяти у Оли снова всплыл золотой, пронизанный солнцем день. Вот так отец хотел провести остаток жизни. Так она могла бы вырасти. Если бы не Рябой. Не Белый, не Винт и тот, кто стоял за ними. Если бы не судьба, по неизвестным причинам заставившая отца заняться его жутким ремеслом. Та самая судьба, по воле которой и она вместо золотой медалистки олимпиады стала убийцей и охранницей наркоторговца.
– Ну чего молчишь? – Порох, похоже, ожидал от нее более бурной реакции.
Оля пожала плечами. Затянувшаяся рана еще иногда давала о себе знать при таком движении тупой ноющей болью.
– А что говорить? Сами знаете, ничего у него не вышло.
– Не вышло, – покивал Порох.
Посмотрел в стакан, покачал в нем янтарный напиток. Потом быстро и цепко глянул на Олю и добавил:
– А денежки-то остались.
– Деньги, которые заработал отец? – сообразила Оля.
– Они, они самые. Как раз незадолго до того, как взяли его, он заказ крупный выполнил. Братва говорила, чуть ли не посла грохнул. И бабок ему за это отвалили немерено.
Оле вдруг подумалось, что впервые за время общения с Порохом видит на его лице неподдельный интерес. Не наигранное сочувствие, не понимающую усмешку, не маску надежного делового партнера. Похоже, впервые при ней он на пару мгновений дал себе волю и заговорил о том, что по-настоящему терзало его воображение.
