Тафида привыкла, что муж отсутствовал сутками. Дома, кроме неё, Мансур застал маникюршу Адиль. Гостья заполонила стол аксессуарами и теперь недовольно поглядывала, переживая потерю заработка. Жене хватило секунды, чтобы понять — уход за ногтями откладывается. Поспешно выпроводив подругу, засуетилась на кухне. Расстроенный муж — крупная неприятность, голодный расстроенный муж — катастрофа.
За обедом Мансур, запинаясь и отводя глаза, рассказывал, почему его спровадили в отпуск. Сетовал на количество скопившихся отпускных дней. Чтобы избежать безвозвратной утраты избыток полагалось использовать до конца года. Государственным служащим закон запрещал пополнять отпуск свыше квоты. Настроение было таким, что кусок застревал в глотке. Не до еды. Хотелось грохнуть кастрюлей об пол и завыть. Стиснул зубы. Нельзя было обидеть жену. Предчувствуя неприятности, она старалась угодить.
Мобильник ожил, когда Мансур приступил к коронному блюду — фаршированной курице в тесте.
— Приятного аппетита, Мансур. Есть желание встретиться?
Намёк на необходимость был слишком прозрачным.
— Почему бы и нет… Ицхак? Полагаешь, прямо сейчас? Как раз обедаем… Есть немного времени? — Мансур пристально посмотрел на жену, пытаясь понять, что у неё в мыслях. Тафида выглядела опечаленной. Надо было подготовить почву для немедленного исчезновения. Именно поэтому — для убедительности, он назвал имя собеседника.
— Времени? У меня его много, твоё на исходе. Адрес ты знаешь.
Стараясь выгадать несколько секунд на отговорку, Мансур впихнул в рот шмат мяса. По подбородку, оставляя след, потекли капли соуса.
— Оливковое масло… — напряжённо жуя, выдавил он первую попавшуюся мысль.
Тафида метнулась к шкафу за бутылкой.
— Погоди, милая, — он перехватил её за руку и привлёк к себе, — знакомый звонил. Давно обещал ему масла. С десяток канистр. Отвезу по-быстрому… Надо же, опять забыл… Забавно…
— Это куда?
— В Нагарию.
— Тогда я с тобой, завезём масло и по магазинам. Ты давно обещал.
Мансур потянулся за очередной порцией мяса и случайно задел стакан с соком. На столе расплылась лужица.
— Амира одного оставим?
— Маме забросим… Разве проблема? — хмыкнула Тафида, обвивая руками шею мужа.
Прильнула грудью к его лицу, но ожидаемой реакции не последовало. Он чуть отстранился.
— Постой, я не поняла… Оливковое масло? Летом? — принялась она вытирать стол.
— Прошлогоднее. Свежее, помнишь, по шестьсот шекелей продавали? Сейчас цена упала. Вот он и заказал десять канистр.
— По чём?
— По триста.
— Триста? Ты что? Две недели подряд с утра до ночи руки обдирали, а ты — триста!
— Думай, Тафида, что говоришь… — припечатал он ладонь к мраморной столешнице, звякнули тарелки, — осенью надавим новое… прошлогоднего ещё пятьсот литров… девать некуда.
Три ценности друзов увековечены и священны во временах — земля, вера, честь женщины и семьи. Старый Хасан выделил Мансуру, одному из пяти сыновей, гектар земли, не тронутой планом застройки. Соответственно, стоимость надела оставалась бросовой. О продаже земли речи не шло, получить же разрешение на постройку дома для Амира было нереально. Но, если аграрный статус надела менялся на застроечный, стоимость его взлетала к отметке, позволявшей владельцу ощутить себя миллионером. Пока оливы дают урожай, семья Букия удержится на плаву. О возрасте этих деревьев, насчитывающем иногда по несколько тысяч лет, ходили легенды. Со временем ствол разветвлялся, приобретая фантастические формы.
С седых времён росла на участке Букия семейная гордость, трёхсотлетняя маслина. Урожай она приносила обильный, и масло ценилось дороже обычного. Знатоки могли выпить стакан и не поморщиться. Правда, плодоносили деревья раз в два года. Такова Божья воля — год есть прибыль, год нет.
Чтобы собрать урожай с надела приходилось нанимать филиппинских нелегалов — работников из окрестных кибуцев. Рассчитавшись с ними, оставлять десятую часть в маслобойне. Разбогатеть с оливкового наследства не получалось.
Грохоча, по улице проехал грузовик. Мансур закурил, закашлялся и в сердцах утопил окурок в кувшине с соком.
— Ты хочешь поехать без меня? — женщина откинула длинные темные волосы и внимательно посмотрела на мужа.
Он не ответил. Вздохнул, отведя взгляд, и внезапно пошёл он на попятную.
— Ладно, собирайся, отвезём масло… заедем в гараж на техобслуживание… потом по магазинам, если время останется.
— В какой ещё гараж, — остановилась в замешательстве Тафида.
Она заранее решила отпустить мужа без боя, но обязательно обыграть сценарий оскорблённой супруги. Мансур, давно приловчившись к женским повадкам, помог ей справиться:
— Ну, послушай, родная, ты же знаешь, двигатель барахлит, техобслуживание подоспело, уже месяц на авось езжу. К тому же инжекторы засорились, тормоза никудышные — пищат, дальше некуда. Опасно ездить, я давно в гараж собирался. От беды подальше. Так что сразу две проблемы решатся…
Об автомобиле Тафиде можно было напеть, что угодно. Экзамен по практическому вождению, она так и не сдала. Теорию прошла лишь потому, что Мансура свели с ловкачом из Хайфы. Тот обещал устроить права за год, но после восьмого теста вернул конверт с деньгами: «Твоя жёнушка — потенциальная убийца… И самоубийца тоже… Смотри… Ей лучше пешком. В исключительных случаях — пассажиром».
Тафида взглянула на мужа страдальчески:
— Мне расхотелось в Нагарию, езжай сам, я позову Адиль обратно.
— Какую Адиль?
— Маникюрша… Ты же её застал… Сто раз называла тебе её имя…
Мансур допускал, что жене слабо верилось и в оливковое масло, и в гараж. Но знал наверняка, она уважает, и, главное, доверяет мужу. Если дал понять, что желает поехать один, значит, на то есть причины. Пусть и обидно до слёз.
«Главное, чтобы не изменял, всё остальное… так, шелуха… На то он и мужчина, чтобы крутиться», — успокаивала себя Тафида, провожая мужа к двери.
Но женщина всегда остаётся женщиной, что в мегаполисе, что в друзской деревне.
— Кошелёк, мобильник, сигареты, зажигалка, — перечисляла Тафида, и Мансур безропотно хлопал себя по карманам, — совершая прощальный ритуал перед выходом из дома.
— Спасибо, жизнь моя, кажется, ничего не забыл. Что бы я без тебя делал.
— Мелочи, любимый, ты позабыл взять масло, — сладко пропела Тафида.
Мансур уже садился в машину.
— Да… да… верно… масло…
— Помочь?
— Спасибо, дорогая, я сам, — ясно, как божий день, она не вернётся в дом, пока десять шестнадцатилитровых канистр не перекочуют из сарая в багажник.
