Дружба преуспевающего адвоката-араба, блестяще закончившего юридический факультет Кембриджского университета, с друзом полицейским, едва одолевшим десять классов школы, могла показаться абсурдной. С точки зрения властей, между ними могли возникнуть только запрещённые законом отношения. Но ни разу, ни прямо, ни намёком, Абу Кишек не просил приятеля об одолжении, связанном со службой. Зато, зная Абу Рабию, раскусить его мотивы было не сложно. Он непрестанно озадачивал друга просьбами составить письмо в ту или иную инстанцию или выполнить нотариальные действия — естественно, бесплатно. Дружба с успешным адвокатом, бизнесменом льстила самолюбию простоватого друза. Здесь его выслушивали, не перебивая, без насмешек и подковырок, которыми грешили друзья, сослуживцы, родственники и даже жена. В адвокатской конторе Абу Кишека ему всегда радовались, относились с уважением к его суждениям и делились собственными. Причём, не только о футбольных перипетиях, но и смысле жизни, политике, религии, привязанностях и антипатиях.
«Хочешь, чтобы о чём-нибудь стало известно всем, расскажи об этом Абу Рабии» — считали многие знакомые с ним. О дружбе с Абу Кишеком Амер умудрялся молчать. Она могла стоить ему места работы, осуждения и презрения в Хорфеше. Вполне веские причины для скрытности. Существовала ещё одна, наиболее весомая. Абу Рабия наловчился запоминать премудрости адвоката, чтобы впоследствии, ничуть не смущаясь, выдавать их за свои. На работе, футболе, в общении с друзьями он мог озадачить собеседника заковыристой фразой и сполна насладиться конфузом собеседника. Даже жене Абу Рабия предпочитал не признаваться о приятельских отношениях с такой важной персоной, как Махмуд.
Помимо адвокатской деятельности Абу Кишек являлся правой рукой шейха Музаффара, возглавлявшего радикальное крыло движения «Свободный ислам», полулегального филиала международной организации «Братья-мусульмане». О друзе ему рассказал один из осведомителей, рассеянных в густонаселённых местах. Умевших не только слушать и запоминать, но и отделять зёрна от плевел. Несдержанный на язык простак, служивший в местном КПЗ, мог стать источником нужной информации. И стал. Агент «Свободного ислама» срисовал Абу Рабию у клетки с енотами в Хайфском зоопарке. За четверть часа тот успел выложить о себе всё с момента рождения до последней смены, когда ему довелось участвовать в пресечении драки между русскими и арабскими заключёнными.
На енотов у Амера был нездоровый фетиш. Пару-тройку раз в неделю он зависал у вольера и часами наблюдал за вознёй потешных зверьков. Жена и дети давно отказались от подобных посещений и, если отправлялись в зоопарк семьёй, то обходили енотов дальними тропами. При очередном посещении Абу Рабия обнаружил у вольера солидного господина, гладко выбритого, в белоснежной сорочке и лакированных мокасинах.
— Знаешь, — словно в продолжение недавно законченного разговора, — обратился к нему незнакомец, смущая белозубой улыбкой, — в Израиле еноты считаются интродуцированным видом…
— Как это… — переспросил Абу Рабия, открыв от изумления рот. Его зубы с последствиями интенсивного курения, чрезмерного употребления кофе и небрежной чистки не могли составить конкуренцию незнакомцу.
— Всего то перенесённый из природного ареала на новую территорию вид, — отечески продолжил господин, — но из всех животных, созданных на планете Аллахом, отпечаток лапы енота, наиболее напоминает отпечаток человеческой руки.
— Во как!? — ещё более изумился друз, а ты… здесь работаешь?
— Нет. Что ты… Я адвокат. Махмуд Абу Кишек. У меня рядом контора, юридический дом «Пророчество» Иногда заглядываю сюда. Обожаю этих зверушек. Вижу, и ты. Заходи как-нибудь, есть о чём пообщаться. Буду рад, — перешёл он на арабский, протянув Амеру визитку с золотым теснением.
Абу Рабия ухватился карточку, как юнец девичью грудь.
— Это для меня честь… Я — Амер, служу в Абу Кабире охранником. Признаться меня немного ценят.
— Не следует преумалять своей значимости, друг мой, у нас говорят: «Враждуй с эмиром, но не с его сторожем». Генерал — что он знает? Сидит в кабинете под кондиционером и шлёт указания по электронной почте. Грамотный спец на месте знает и может в миллион раз больше. Что? Разве не так? Генерал может передать что-либо заключённому со свободы? Никогда! Стоит ему переступить порог тюрьмы, как каждое его движение станут отслеживать десятки глаз. Зато ты у себя в коллективе и Бог и Царь!
Абу Рабия согласился и приосанился. Так серьёзно и уважительно с ним ни разу в жизни не говорили.
С той встречи их дружба крепла от раза к разу. Адвокат безвозмездно решал юридические казусы приятеля, и тот в избытке чувств стал вываливать на его голову залежи полезной и бесполезной информации. О новых «особых» заключённых, этнических конфликтах в КПЗ, последних деревенских сплетнях. О четвёрке отчаянных друзов, решившихся пойти на конфронтацию с государством. Абу Кишек знал о них давно и теперь направлял разговор в нужное русло.
— Буз, Буз, — рылся в памяти адвокат, — не тот ли растяпа, что умудрился накануне свадьбы спалиться со шлюхой перед будущим тестем?
Абу Рабия заржал.
— Потрясающая память! Тот самый, — хохотал он, стуча пухлыми ладонями по ляжкам.
— Теперь, если не ошибаюсь, он один из четвёрки храбрецов, не побоявшихся встать на защиту земель, доставшихся от предков?
— Верно, Махмуд. Так тоже можно сказать, — посерьёзнев, подтвердил друз.
— Что ж, Амер, два шакала и льва загрызут. В чём его обвиняют? В том, что не прогнулся перед зажравшимися сионистами, которым всё мало?
— Нет, брат, он антенну «Селкома» поджёг.
— Ну и ну! Вот открытие! Дверь бедствий широка.
Абу Рабия моргнул, пытаясь постичь адвокатскую ремарку. Затем, решив не заморачиваться, подумал, что фразу всё-таки нужно запомнить, и добавил:
— Ладно антенну спалил, так он ещё и патрульному морду набил.
— Что ты говоришь! С увечьями?
— Фингал под глазом — увечье?
— Фингал под глазом — сущий пустяк. Два, максимум три дня — и на свободу. Всегда, даже после безлунной ночи наступает рассвет… Да, слушаю, — приставив палец к губам, Абу Кишек поднёс к уху мобильный телефон, хотя тот не звонил.
Абу Рабию подобные мелочи не интересовали, он понимающе закивал, к тому же в дверях кабинета показалась Самира с подносом. Сногсшибательно запахло шаурмой. Через пару биений сердца друз был тотально занят поглощением мяса. Не смущала даже несогретая пита. Аппетит у него оставался на высоте.
Адвокат, не церемонясь, набрал номер и заговорил на безупречном английском:
— У нас проблемы, хозяин. Операция под вопросом. Четвёртый номер выбыл.
— Тот, кто зовёт на ужин, должен позаботиться о ночлеге, — раздался в трубке голос шейха Музаффара, — побеспокойся, чтобы к назначенному часу все номера оказались в строю. Или, найди замену…
Вчерашняя встреча с адвокатом живо помнилась, но, когда Абу Рабия вышел из душа, на столе в глубокой глиняной миске дымился рассыпчатый рис с мясом и рядом в хрустальной салатнице манил свежей зеленью табуле. Всё приготовлено прелестными пальчиками Раны.
