– Такой сильной вспышки эпидемии по всему миру можно было бы избежать или это предсказуемый сценарий?
– Абсолютно предсказуемый сценарий. По-другому нельзя ничего было сделать – по той простой причине, что в нашем мире мегаполисов, с высоким уровнем социального взаимодействия по-другому нельзя. Я могу сказать немножко по-другому: для того чтобы пойти по другому сценарию, для каждого человека надо построить отдельный дом. Если бы каждого человека можно было поместить в отдельное жилище, у которого была бы отдельная вентиляция, и 14 дней держать его там, то этого, наверное, можно было бы избежать. Невозможно было этого избежать изначально. Скажу больше, мы не закончили с этой болезнью и не закончим никогда по причине того, что любая вирусная инфекция подвергается изменению штаммов, то есть почему никогда нельзя точно привиться от гриппа, как от туберкулеза, например? Потому что палочка Коха одна на всю жизнь, и, выработав иммунитет, мы его вырабатываем на всю жизнь. А грипп вызывается вирусами, а вирусы постоянно имеют разные формы. Пока мы не научимся управлять геномом человека, мы не сможем лечить вирусные заболевания.
Чем определяется степень риска того или иного инфекционного заболевания? Первое – контагиозность. Что это значит: насколько легко может заразиться другой человек. Степень контагиозности – это степень заразности. Допустим, корь – у нее самая высокая степень контагиозногсти. Это значит, что, если человек в многоквартирном доме заболеет, через общую вентиляционную шахту заразятся все.
Степень контагиозности у коронавируса примерно такая же. К счастью, этот вирус живет на поверхности не очень долго; если бы это было так, как у кори, с такой контагиозностью, то мы бы, наверное, уже лишились всех своих родителей, мам и бабушек.
– Повторится ли сценарий Москвы в других крупных городах страны?
– Абсолютно точно. Мы с вами имеем самую высокую заболеваемость в тех городах, где высокая степень плотности населения. Допустим, мы возьмем Якутию, где люди живут на расстоянии 200 километров друг от друга. Естественно, там такой заболеваемости нет, не было и никогда не будет. Другое дело – Москва, Санкт-Петербург и другие крупные города, где плотность населения очень высокая. В области заболеваемость всегда будет меньше, чем в городе.
– Если будет вакцина, будет ли она бесплатна? И будут ли какие-то ограничения, и какова вероятность аллергических реакций?
– Абсолютно точно будет бесплатна. Абсолютно точно будет бесплатна для населения, но не для государства. Если для государства важно население, которое зарабатывает, платит налоги и содержит это государство, оно это обеспечит. Аллергические реакции возможны только на вакцинацию чужеродными белками, а с точки зрения нагрузки иммунной, я абсолютный сторонник того, что надо прививать всех по календарю прививок. До тех пор, пока у нас существовал, существует и будет существовать календарь прививок, население в большей степени может быть в безопасности. После того как мы отдали людям право выбирать, соглашаться с прививками или нет, мы поставили под угрозу жизнь целой нации. Невозможно бороться с эпидемией, пока нет понимания того, как ее профилактировать, а вакцинация – это профилактика заболевания. Я не знаю ни одного примера вакцинации от вирусных заболеваний, которая была бы настолько эффективна, чтобы снижалась смертность от этого. Я точно знаю, что мы придумали вакцину от туберкулеза, от кори, от коклюша, от паратита, но из вирусных болезней не знаю ни одного эффективного примера. Мы прививались от гриппа сезонного, от гриппа А, от гриппа В – скажите, это позволило нам избежать коронавируса?
– Каково это – находиться в центре событий? Страшно ли заразиться и заразить близких. О чем думает врач, когда просыпается и идет на работу, зная, что рискует заболеть?
– Я вам скажу так: тот, кто просыпается, идет на работу, – думает только о том, как спасти больше жизней сегодня. Он не думает о том, что заразится, он не думает о том, плохо это или хорошо. Он знает, что это его работа и эту работу надо делать. Тот, кто не идет на работу, написал заявление на увольнение или взял больничный, – это личное дело каждого человека. Но я не думаю, что этот человек может носить гордое звание медработника. Потому что врач, медсестра, фельдшер, санитарка, любой человек, который связан с медициной, – это, прежде всего, не только преданность делу – это полная отдача и самопожертвование. Любой врач, любая медсестра – это человек, который дарит свою жизнь для здоровья других людей. Невозможно идти в специальность, не понимая того, что ты должен отдавать свою жизнь ради другой. Если бы стоял выбор на работе между здоровьем пациента и моей жизнью, я абсолютно точно выбрал бы жизнь пациента. Потому что я изначально выбрал эту специальность. Абсолютно никакого страха нет: если я заболею, я буду знать, как я умру. Я – реаниматолог, я не боюсь смерти, я знаю, какая она.
– Знаете ли вы врачей, которые отказались напрямую лечить заболевших вирусом пациентов? В чем причина? Как они это объясняют?
– Абсолютно точно знаю. Точно не пожму им руки, и для меня это не врач.
– Были у вас такие коллеги в кавычках?
– В кавычках абсолютно точно. Мы с ними расстаемся, я говорю, что если эти специалисты будут повторно приходить ко мне устраиваться на работу – они проходят мимо.
– Но вы же по-человечески их понимаете?
– Нет. Не понимаю.
– Чем жертвует врач?
– Своей жизнью, конечно. Для этого он стал врачом, чтобы свою жизнь подарить другим.
– Есть ли в нынешней ситуации помощь от государства, какая и как часто? Повысили ли врачам заработную плату во время пандемии? Какую помощь врачи хотели бы от государства? Действительно ли государство поддерживает медиков, как это вещают с экранов?
– Я вам скажу так: повышение зарплаты является следствием необходимости привлечения медработников, которые уходят из этой специальности. Не более того. Это не является благодарностью государства за работу медиков – это только возможность привлечь медиков, для того чтобы «закрыть дыры» там, где они существуют. Если бы у государства действительно была бы забота о врачах, если бы государство понимало, чем рискуют врачи, они бы решали любые их вопросы. То есть если бы в период пандемии, которая действительно опасна для врачей, они бы закрывали любые их социальные вопросы. Закрыли бы ипотеки, как это сделали в Китае, закрыли бы их кредиты, как это сделали в Китае, для того чтобы люди, которые остались в семье без кормильца, не нуждались бы ни в чем.
– Каждый день мы видим статистические данные, ужасающие цифры… можно ли им верить на сто процентов?
– Статистика вещь управляемая. Надо разделить понятия «мазков» и «заболеваемости». Любую статистику можно сделать такой, которая бы тебя устроила и была бы удобна. Допустим, Китай, больше миллиарда населения. Если вы будете считать летальность на всё население, то летальность будет на миллиард, допустим, один процент. А если вы возьмёте всем мазки и из миллиарда останется только один миллион, летальность будет абсолютно другая. Если вы пересчитаете летальность на миллион населения в стране, у вас будут истинные показатели летальности. Всё зависит от того, у какого количества людей вы берёте мазки. Если вы берёте мазков 1 на 10 человек, у вас будет одна заболеваемость, если возьмете 5 на 10, то у вас будет другая заболеваемость. Чем больше мы обследуем, тем меньше летальность.
