— Почему вы никогда не разрешали мне приехать на ферму? — поинтересовалась Мистраль.
— Потому что я сама оттуда уехала, — ответила Эмили. — Я хотела, чтобы ты стала настоящей дамой, как твоя мама. А на ферме была тяжелая работа, и когда мой дед умер, у меня не хватало денег на то, чтобы поддерживать хозяйство. И на ферме меня ждала бы работа от зари до зари, день за днем, год за годом, пока она не уморила бы меня. А мне нужно было платить за твое обучение, Мистраль, да и самой хотелось хорошо пожить, поэтому, когда тебя отправили в Конвент, я переехала в Париж.
— В Париж? — воскликнула Мистраль. — И вы были там счастливы, тетя Эмили?
— Я очень много работала, Мистраль, и в общем-то я была довольна жизнью. У меня была цель, и я постепенно приближалась к ней.
Мистраль поднялась из-за стола и подошла к тетке. Эмили была выше своей племянницы. Девушка подняла к ней очаровательное личико и очень тихо проговорила:
— Тетя Эмили, вы рады, что я с вами, не так ли?
Это был плач ребенка, который хотел, чтобы его утешили, это была мольба о любви, мольба человека, который никогда не ведал этого чувства. Но Эмили, которая восемнадцать лет назад услышала бы скрытый призыв в словах Элис, была глуха к мольбам Мистраль.
— Конечно, Мистраль, — равнодушно ответила она. — Я очень рада, что ты со мной, и я уверена, что мы хорошо проведем время. А теперь позови Жанну, мне надо дать ей кое-какие указания.
Она не заметила разочарования, отразившегося на юном лице, не заметила, как внезапный приступ острой боли затуманил темно-синие глаза, как поникли уголки изящных губ. Мистраль послушно вышла из комнаты и отправилась звать Жанну.
Глава 4
— Думаю, сегодня здесь собрался весь Монте-Карло, — заметила леди Виолетта Федерстон, окидывая взглядом огромный обеденный зал «Отеля де Пари». Почти все места были уже заняты, поэтому каждый входящий заставлял метрдотеля решать сложнейшую задачу, как всех разместить.
— Альфонс сказал мне, что это лучший сезон за все годы, — проговорил сидевший напротив леди Виолетты лорд Дрейтон. — Если в прошлом году прибыль составила шесть миллионов франков, то что же будет в этом — но не стоит об этом говорить. Нам следовало бы купить акции лет пять-шесть назад.
Сэр Роберт улыбнулся.
— Теперь уже поздно!
— Для тебя, Роберт, в этом нет никакой трагедии, — заметил лорд Дрейтон. — Что бы ты сделал, если бы у тебя появились лишние деньги?
— Я могу ответить, — вмешалась леди Виолетта. — Естественно, он потратил бы их на меня.
— Что может быть лучшим оправданием расточительности! — галантно заметил лорд Дрейтон.
Сэр Роберт взял поданное официантом меню.
— Ну, что мы будем есть? Виолетта, ты начнешь с икры или с устриц?
— Закажи сам, Роберт, — ответила она. — Мне хочется понаблюдать за залом. Это так увлекательно.
Не было ничего удивительного в том, что леди Виолетта, чувствовавшая себя в светском обществе Монте-Карло как рыба в воде, проявляла огромный интерес к тому, что происходило вокруг нее. «Отель де Пари» устроил этот ужин в честь известной итальянской оперной певицы, которая сегодня должна была давать свой первый концерт в зале Казино. Для организации праздничных обедов и ужинов использовались любые предлоги; а так как население княжества еще ни разу не было свидетелем такого наплыва гостей, как в нынешнем зимнем сезоне, можно было с уверенностью сказать, что на крохотном пятачке собрались все богатство, красота и аристократия Европы.
В зале сидели немецкие бароны с женами, стремившиеся забыть о своей недавней войне с Францией. Их генеалогические древа уходили корнями в глубокое прошлое, а карманы оттягивало золото. На ужин явились Великие русские князья — красивые, аристократичные и сказочно богатые. Одно их появление в игорных домах и в ресторанах выделяло эти заведения из общего ряда.
За столиками сидели англичане, имена которых были овеяны славой предков. Они с любопытством взирали на пеструю толпу вокруг них и, несмотря на сутолоку и веселье, ухитрялись каким-то доступным только им способом сохранять чопорный и холодный вид. Своим присутствием ужин почтили индийские раджи, турецкие султаны, испанские гранды, алжирские беи, а также самые сливки французского бомонда и сияющие американцы — крупные, плохо одетые мужчины с элегантными женами в шикарных туалетах — которые, казалось, чувствовали себя несколько неловко, но обладали баснословным богатством.
Кроме того, здесь околачивались художники, профессиональные игроки, шулеры, бездельники и прочие прихлебатели, которые всегда оказываются там, где властвует «Его Величество Случай» и есть возможность облегчить чьи-либо карманы. И наконец, на ужине присутствовали женщины, игравшие немаловажную роль в жизни Монте-Карло, женщины всех вероисповеданий, национальностей, классов и типов красоты — и каждая из них была неповторима; и каждая из них заставляла мужчин бросать на нее пристальные взгляды; и каждая из них вносила свою лепту в общее веселье, украшая своим присутствием все это великолепное общество.
Окинув пристальным взглядом обеденный зал, леди Виолетта подумала, что никогда в жизни не видела такого обилия столь прекрасных драгоценностей. Там были и бриллиантовые тиары, которые сверкали и переливались подобно королевским коронам; и ожерелья из рубинов, сапфиров и изумрудов; и нитки жемчуга; и кулоны из аметиста и аквамарина; и браслеты из бирюзы и опала; а также броши, серьги, медальоны, диадемы, сверкающие драгоценными камнями, которые служили великолепным обрамлением для женской красоты. Леди Виолетта тихо вздохнула.
— До сегодняшнего вечера мне казалось, что мои изумруды достаточно хороши.
Лорд Дрейтон взглянул на украшавшее ее шейку ожерелье и сверкавшие в ушах изумрудные серьги.
— У вас очень красивые камни, — сказал он.
— Но они теряются на фоне украшений принцессы.
Лорд Дрейтон перевел взгляд в другой конец зала. Польская принцесса была буквально усыпана изумрудами. Они переливались у нее в волосах, на шее, на запястьях и пальцах и почти полностью покрывали корсаж платья.
— Действительно, трудно соперничать с коллекцией Оссинпофов, — сказал сэр Роберт, — но осмелюсь заметить, что ее высочество с радостью променяла бы их на твою молодость.
Его правота была очевидна. Принцессе было уже за пятьдесят, но она изо всех сил старалась выглядеть на двадцать пять. Ее щеки покрывал толстый слой румян, а талия была так стянута корсетом, что она едва могла дышать. Должно быть, изумруды были слабым утешением в тоске по ушедшей молодости.
В отличие от нее леди Виолетта, которой исполнилось тридцать шесть, была в самом расцвете своего очарования. Она никогда не считалась красавицей, однако у нее были другие, более ценные качества: шарм и обаяние, которые привлекали к ней мужчин и заставляли их терять голову от одной ее улыбки. За ней всегда, с первого ее появления в свете, ухаживали мужчины, но ее мать, эгоистичная женщина, совершенно безразличная к судьбе дочери, дала согласие на брак Виолетты, которой руководило желание избавиться от царившей в родительском доме скуки, с первым же мужчиной, предложившим ее дочери свою руку и сердце.
