— Ведь тебе уже за тридцать! Ты бы поторопилась и нашла бы себе любовника, а то будет поздно. Где мама?
— В доме.
Он больше ничего не сказал и направился в дом. Эмили последовала за ним в большую кухню с дубовыми балками. Ее мать готовила ужин, и все помещение наполнилось аппетитными ароматами, поднимавшимися от стоявших на плите кастрюль и горшков. Мари Ригад раскраснелась от жары. Ее начавшие седеть волосы растрепались. Однако ее фигура сохранила девическую стройность. Когда она увидела, кто стоит в дверном проеме, она вся засветилась от радости, ее голос зазвучал совсем юно, живо и весело.
— Джон!
— Да, Джон! А ты удивлена, что я приехал после стольких лет?
— Ты приезжал к нам всего четыре года назад, и я знала, что ты опять приедешь.
— Вот как? Ты знала? И ты оказалась права. Я кое-кого привез.
Очень осторожно он усадил Элис на стол. Девочка что-то пробормотала и спрятала лицо у него на груди.
— Это Элис, — объявил он Мари.
— Я догадалась, — ответила она. — В прошлый раз ты рассказывал о ней. Ты сказал, что ее воспитывают родители твоей жены.
— Но я не рассказал тебе, как эти чертовы родственники обращаются с ней. Мой напыщенный и самодовольный тесть, считающий, что я его недостоин, и его высокомерная жена-аристократка, которая при встрече подает мне два пальца, как будто боится, что откушу ей всю руку. Неудивительно, что девочке было плохо с ними. Однако я не понимал этого до тех пор, пока не увидел ее несколько дней назад. Все оказалось совсем не так, как Элис мне рассказывала. Как выяснилось, они под страхом наказания запретили ей что-либо говорить мне. Но я заставил ее няньку выложить мне всю правду. Она рассказала, что Элис запугали, что ее постоянно наказывали, что ей постоянно вдалбливали, будто ее отец — плохой человек и будто он отказался от нее. Я дал им возможность удостовериться, насколько я плох. Я послал их ко всем чертям/ и забрал ребенка. Она больна, она в ужасном состоянии, поэтому я и привез ее к тебе, Мари. Я снимаю с себя все обязательства по отношению к родственникам, да и Англией я сыт по горло. Я уезжаю отсюда и собираюсь писать картины, однако я не могу таскать с собой больного ребенка. Ты возьмешь ее?
Эмили даже не слушала, что говорила ее мать, так как заранее знала, каков будет ответ:
— Конечно, возьму, Джон.
Как и Мари Ригад, Эмили была полностью покорена Джоном Уайтамом. Казалось, что от этого огромного мужчины, который заполнил собой все помещение, исходила мощная энергия. Он был высок и красив, и, несмотря на свою неопытность в подобных делах, Эмили понимала, что в нем есть какая-то неистовость. В его неугомонности, в его бесшабашной веселости, в его чувственном рте, в его глазах, которые таинственным образом притягивали к себе внимание всех окружающих, было нечто необузданное.
— Тогда договорились, — сказал он. — Вот, возьми. В следующий раз, когда я получу деньги, я пришлю вам побольше.
Он бросил пачку банкнот на стол, и в тот момент Эмили показалось, что это очень много. Однако ей предстояло узнать, что большей суммы 6 т него никогда не поступит.
— Ты останешься, Джон? Может, хотя бы поужинаешь? — затаив дыхание, с мольбой в голосе спросила Мари Ригад, когда он повернулся к двери.
— Нет, дорогая, мне еще кое-что надо сделать. Спасибо тебе за Элис.
Он расцепил ручки девочки, поцеловал ее в макушку и повернулся к женщине, которую любил, когда ему было двадцать, и которая любила его более тридцати лет. Он взял ее за подбородок. Она посмотрела ему в глаза, ее лицо смягчилось и преобразилось.
— Значит, ты все еще любишь меня! — проговорил он. — Ну-ну, я всегда считал себя счастливым человеком.
Он поцеловал ее в губы и вышел из кухни. Мари и не пыталась остановить его. Она просто стояла, прижав руки к груди, которая судорожно вздымалась под дешевой тканью кофты, и смотрела ему вслед.
А Эмили наблюдала, как он уходит. Именно она была последней, кто видел, как он умело вывел гнедых на дорогу, именно ей суждено было услышать те слова, которые он пробормотал на прощание; именно ей предназначался прощальный взмах его шляпы в то мгновение, когда лошади, рванув с места, увлекли за собой раскачивающуюся коляску. И тут ее внимание привлек какой-то шум. Это был плач ребенка.
— Папа! Папа! Не оставляй меня!
Так жалобно плакать могло только одинокое, всеми покинутое существо. Девочка выбежала из кухни в сад. Эмили подхватила ее на руки и крепко прижала к груди, чувствуя, как маленькое тельце содрогается от рыданий и как соленые слезы капают ей на щеки.
— Бедняжка! — пробормотала Эмили. — Все в порядке, не плачь, я буду ухаживать за тобой.
Тогда Эмили еще не знала, что ее слова окажутся пророческими. Теперь, много лет спустя, она как бы видела перед собой ту нарастающую волну головоломных задач, которые тогда только предстояло решить — Элис не хочет есть, Элис боится темноты, Элис чуть не попала под копыта коров, Элис хочет гулять, Элис плачет из-за насмешек деревенских детей, Элис требуются учителя, доктора, лекарства, книги, платья, ботинки, развлечения, Элис ждет, когда Эмили расчешет ей золотистые волосы, которые, подобно золотому покрывалу, окутывали ее плечи. Эмили вздохнула.
За дверью послышался шум, и она поняла, что воспоминания оторвали ее от действительности всего на несколько мгновений; ей же показалось, будто события медленно, словно годы, сменяли друг друга длинной чередой.
— Мадам Гибу.
Жанна впустила портниху. Это была невысокая живая женщина с землистым цветом лица — результат долгих часов, проведенных за работой. Из-за постоянного напряжения, которого требовали от нее известные всему Парижу изумительные вышивки, глаза ее были в красных прожилках.
— Добрый день, мадам.
Обмен приветствиями занял пару секунд, и, не тратя время на излишние любезности, Эмили и мадам Гибу, как истинные деловые женщины, сразу же перешли к сути вопроса.
— Дорожные платья, туалеты для утренних приемов, бальные платья, доломаны, широкие пальто и плащи! Мадемуазель нужен полный гардероб! — заявила Эмили.
— А вам, мадам?
— Тоже.
— Как скоро?
— Я хочу невозможного! Три дня, самое большее — неделя!
— Это будет очень дорого стоить.
— Я знаю, — сказала Эмили, — но я прослежу, чтобы и вы не обманули меня.
— Мне понадобятся дополнительные помощницы. Это тоже недешево.
— Ну это понятно!
— Вам и мадемуазель придется много времени потратить на примерки.
— Мы будем дома в любое время, какое вы укажете.
— Тогда все будет сделано, мадам.
— Спасибо.
Мадам Гибу открыла дверь, за которой ждали две ее помощницы, нагруженные рулонами тканей. Там были и атлас, и бархат, и кашемир, и фай, и муслин, и фуляр, и шерсть, и поплин всех цветов и самого разнообразного качества.
