А в жизни… в жизни все иначе.
В реальной жизни я медленными, рваными движениями расстегивала пуговицы на своей форменной блузке. А напротив, развалившись в дорогом кресле, сидел тот самый злодей и развратник и с видимым удовольствием во взгляде наблюдал за разворачивающимся действом.
Я распахнула полы блузки, стянула ее с рук и бросила на кресло. Кожа покрывалась мурашками и вовсе не от холода, а соски натягивали тонкую ткань простого хлопкового бюстгальтера.
– Достаточно? Или все снимать?
Он ничего не ответил. Лишь поднялся и медленно двинулся ко мне походкой хищника, уверенного в том, что добыча никуда не денется.
– Подожди…
Он приблизился, задумчиво разглядывая мое тело. Меня же начинало бить мелкой дрожью, рождающейся где-то внизу живота, в котором поселился холодок, растекающийся по конечностям.
Аарон Харрис вновь находился преступно близко и воспринимался как что-то до невозможности чуждое. Чужак, что вторгся в личное пространство по праву сильного, и все, что остается покоренной стороне – склонить голову.
Он был очень высоким… Человек, что станет моим мужем. Подавляюще высоким, угнетающе мощным, до ужаса небритым.
Я привыкла видеть совсем других мужчин. И совсем не привыкла к чьим-либо прикосновениям. А мистер Харрис до кошмарного собственническим жестом погладил меня по… по… шее.
Сначала просто провел пальцем по трепещущей венке, а после охватил всей ладонью, и мне показалось, что его большая рука полностью сомкнулась до самых позвонков. Я потрясенно распахнула ресницы и встретилась взглядом с темной радужкой глаз мужчины.
– Знаешь, мне нравится твоя шейка, – негромко проговорил Аарон, ослабляя хватку и теперь поглаживая кожу. – Длинная, тонкая… аристократичная. Кажется, именно такие называют лебедиными. Они очень красиво изгибаются в порыве страсти… Особенно когда наматываешь волосы на кулак, а второй рукой сжимаешь ягодицу, вбиваясь в женщину сзади. Да, мне нравится твоя шея…
Он говорил, а я распадалась на части от стыда. Щеки пылали так, что румянец ощущался физически, а мои глаза, наверное, от удивления таким хамством стали идеально круглой формы.
– Точно девственница, – удовлетворенно кивнул мистер Харрис и спустил одну руку еще ниже, сжав в ладони грудь. – А вот теперь снимай бюстгальтер.
Все во мне сопротивлялось этому, но… но что я могу? И в конце концов, не будет же он брать будущую жену вот так, в кабинете? Тем более тут нет кровати, так что в теории бояться нечего. Просто хочет посмотреть, а пять минут позора можно и пережить. Потом поплачу.
Я быстро расстегнула застежку, и белье упало к ногам. Из груди мужчины вырвался прерывистый вдох, и он осторожно прикоснулся пальцем к моему соску, обводя по кругу сжавшуюся от страха вершину. Ласка продлилась недолго. Он сжал нежный розовый кусочек плоти и покатал меж пальцев. Я вздрогнула, как от удара и, не удержавшись, зажмурилась, тихо всхлипнув. По щеке прокатилась обжигающе горячая, одна единственная слезинка.
– Не плачь, – едва слышно выдохнул Аарон, обдавая шею потоком теплого воздуха. – Ты моя будущая жена, малышка Одри. В мои планы не входит тебе изменять, стало быть, я должен полностью удовлетворять свой аппетит в супружеской постели. Мы ведь оба этого хотим, не так ли? Значит, тебе нужно привыкать…
И он… он провел языком по моей щеке, слизывая соленую каплю!
– Неплохо, – довольно протянул Харрис, проводя обеими рукам по моей спине, лаская лопатки и перекидывая вперед волосы в хвосте. – Красивая. Сделай шаг вперед и обопрись ладонями о стол.
– Что?..
Он взял меня за руку и буквально заставил повторить озвученное, нажав на поясницу. Прохладная гладь стола начала холодить ладони, возвращая в реальный мир. В чудовищный реальный мир, где мне задрали юбку среди бела дня в кабинете!
– Я же сказал, что хочу посмотреть все, – спокойно, словно пребывал на деловом совещании, пояснил свои действия Аарон, неторопливо поднимая плиссированную ткань и поглаживая открывающуюся кожу. – И да, миля Одри, скорее всего, наше о-о-очень тесное знакомство начнется прямо сейчас. Ты же не против?
Я? Больше всего на свете я хочу НЕ БЫТЬ. Не существовать. Просто исчезнуть из этого дома, пропасть из жизни этого мужчины! Но прямо на столе, в полуметре от меня лежал подписанный несколько минут назад договор, очень удачно открытый на странице с неустойкой.
«Раз нолик, два нолик, три… пять…» – отстраненно считала я, пока чужие руки нагло трогали попку, пока еще поверх белья. Когда ягодицу обжег хлесткий удар, я вздрогнула, а по щекам потоком полились слезы. Но я ничего не сказала…
Потому что леди не сопротивляется мужу и господину, как говорила сестра Фелиция.
Особенно если в этом случае окажется должна ему до конца жизни.
Если суждено, чтобы все случилось именно так – пускай. Я выдержу.
Я сильная.
Я буду плакать потом.
В мой шатающийся мир, в котором не было больше ничего, кроме расплывающихся перед глазами строк договора и прикосновений мужчины, внезапно ворвался громкий звук. Стук в дверь. А затем и бас одного из охранников.
– Мистер Харрис, прошу прощения, но ситуация срочно требует вашего вмешательства. Вы просили сообщать сразу.
За спиной раздался прерывистый выдох и заковыристое ругательство, а после Аарон заставил меня выпрямиться, на несколько мгновений обнял, сжимая обеими руками грудь, а к попке прижимаясь бедрами с ужасающе большой и твердой плотью, ощущающейся под тканью джинсов.
– Дела, – хрипло проговорил он и, поцеловав меня в шею, сказал: – Приводи себя в порядок и располагайся в доме, Одри. Теперь он твой. Слуги предупреждены, и любая горничная проводит тебя в твои апартаменты.
– Хорошо, – нервно кивнула я, не в силах поверить, что все закончилось.
– Располагайся. Я приду ночью.
И он вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь, а я безвольно, как марионетка с обрезанными нитями, осела прямо на дорогой персидский ковер и, закрыв лицо ладонями, зарыдала.
Боль и обида сцепились во мне в крепчайшие объятия, как родные сестры. И впервые в жизни я почувствовала нечто сродни ненависти. Это было ужасно. Нельзя ненавидеть того, кто вот-вот станет тебе мужем, а однажды еще и отцом твоих детей. Но… Как объяснить сердцу? Как приказать ему слушать разум?
Я сама дала себе пощечину. Звонкую и болезненную. Она буквально прогремела в тишине кабинета, заставив широко открыть глаза и выдохнуть. Щека и ладонь горели, зато слезы вдруг прекратились. Такой странный эффект.
Поднявшись на ноги, первым делом надела бюстгальтер, затем поправила трусики и юбку, надела блузку, застегнув ее до самой верхней пуговички – она едва давала возможность дышать. Поискав взглядом зеркало, увидела его в углу: красивое, в золоченой раме под старину. Все в кабинете буквально кричало, что у моего жениха много денег. Это огорчало, ведь чем богаче человек, тем меньше в нем душевной щедрости и тем больше скуки, толкающей на самые необдуманные поступки.
