Бросил взгляд на часы. Да, очень скоро.
* * *
— Неправда. настоящее. Оно всё настоящее. Всё, что чувствовала я. Понимаешь? Неважно по кому, неважно, сколько у него аккаунтов… У меня было всё настоящее. Искренность…, — провожу пальцами по его ладони, — искренность и в реале очень тяжело встретить, Адам. Я ожила с ним, понимаешь? Я с ним была такой живой, какой не была никогда здесь.
Улыбнулась, глядя, как снова стиснул челюсти, на скулах желваки ходуном, а мне смеяться хочется в голос. Да, Гордеев, думай, что угодно. Вот такая я дура — искусственная в этом мире и живая в виртуальном.
Сжала сильную ладонь, заглядывая в черную темноту в его глазах. Она бурлит подобно лаве, переливаясь всеми оттенками мрака. Никогда не думала, что у него он такой глубокий — этот взгляд… Он не подходил ему. Словно принадлежал другому человеку. Словно вот это красивое лицо, аккуратная прическа не имеют ничего общего с тьмой на дне зрачков. Он сам по себе, а она сама по себе. Я даже поежилась от этого странного ощущения.
— Спасибо, Адам. Я в долгу не останусь.
* * *
Я схватил ее за плечи снова и сильно их сжал:
— В каком долгу? М? Белозерова, еще раз ляпнешь такую херню, я тебе не то что помогать не буду, я не плюну в твою сторону! А насчет настоящего — ты просто настоящего не встречала. Сравнивать не с чем. Тот, кто скрывает свое имя, меняет номера телефонов, не может быть настоящим. Ты настоящая — да. А он твоя выдумка. Не больше. Пустышка.
* * *
— Зато он лучшее из того, что следовало выдумать, Адам. Понимаешь? А настоящие…, — не смогла сдержать грустную улыбку, — встречала, Гордеев. Встречала немало. Но ни одного из них я бы не стала придумывать.
* * *
— А зачем придумывать настоящих, Мираааа? — я резко наклонился к ней, обхватывая за талию и привлекая так близко, что теперь касался подбородком ее волос. Напряглась, но не отталкивает, а я не удержался, развернул спиной к себе и прижал к груди, — Что есть настоящее? Ты меня не видишь сейчас. Я у тебя за спиной, но ты знаешь меня… Ты думаешь, что знаешь.
Едва коснулся губами ее затылка, закрывая глаза в изнеможении от ее запаха. Поплыло перед глазами от удовольствия, и адреналин запульсировал в висках. Не целую, а едва касаюсь губами. Прикосновения дыханием. Я чувствую. Она чувствует. Все так же напряжена.
— Зачем выдумывать того, кто уже существует, Мира? Того, кто и так настоящий. Не виртуальный. Живой.
Ладонью на ее горло, где быстро бьется жилка, и ощущаю ее дыхание, которое она задержала, готовая вырваться из моих объятий в любую секунду.
«Успокойся и позволь прикоснуться к твоим губам.
Прости, что перебиваю:
Просто я постоянно наготове,
Пытаюсь поцеловать тебя.
Не знаю, чувствуешь ли ты то же, что чувствую я, Но мы могли бы быть вместе, если бы ты захотела.
(Хочу ли я знать?)
Взаимно ли это чувство.
(С грустью смотрю, как ты уходишь)
Я вроде как надеялся, что ты останешься».
© «Arctic Monkeys» — «Do I Wanna Know?»
Я заскользил губами к ее уху, не касаясь, а лишь лаская нежную кожу шеи горячим дыханием, продолжая удерживать пальцы на той самой жилке, и она пульсирует все быстрее и быстрее.
— Зачем придумывать… если его можно нарисовать прикосновениями… без написанных лживых слов.
Она вздрогнула, когда мои губы коснулись мочки уха, и я тут же выпустил ее.
— Нам пора. Поехали.
Глава 14. Джокер
Я чувствовал. Я давно уже не читал ее. Она настолько во мне, что уже на стадии «…набирает сообщение» я слышал её голос и видел её мысли. К чертям аудио — его только для того, чтобы слушать её стоны… Под музыку. Представляя, как она там… в паузах. СО МНОЙ! Да, дьявол! Снова и снова на повторе. Композиция только для меня, где она записала свои стоны, наложив их на песню группы «Nine Inch Nails» «Closer». Слушать их, словно конченый псих, сутками напролет, стараясь не сорваться, не начать фантазировать, рисовать себе, что и как она делала в этот момент. Или еще хуже — вспоминать. Осатанело вбиваться в собственную ладонь, закрыв глаза и фантазируя, что всё это наяву. Настолько МОЯ, что самому сложно поверить в это.
А ночью в тишине в ожидании Адама, с особой мстительностью улыбаться собственным мысля о том, что он этого не узнает. Я не позволю услышать МОЁ.
И в очередной раз читать её CAPS LOCK, улыбаясь смущению между строк. Многоточия ее голода… Когда впиваешься взглядом в текст, считая пробелы… Каждый из них значит больше, чем для всех остальных значат признания в любви.
Зачем я это делаю? Своеобразное наказание самому себе. За ту боль, что разъедает внутренности, за то, что ломает так, будто кости крошатся в песок, а кишки наизнанку выворачиваются. Но я с маниакальным упорством приговоренного к смерти снова и снова окунался в наш с ней мир, потрескавшимися губами выпивал до дна этот яд и, вытирая ладонью рот, смаковал его вкус, корячась в судорогах боли. Я выкуривал ее из себя, и видел, как она улетает сизой дымкой в сторону окна, и тогда я переставал выдыхать дым, слишком слабый, чтобы расстаться с ней навсегда. Я и не хотел. Да, я не был рядом с ней, но я похоронил ее в себе. Навечно. Заживо.
Я ведь не лгал ей:
«Словами иногда острее, чем лезвием, да, маленькая? Они впиваются в запястье глубже веревок, стягивая, не позволяя лишних движений.
Потому что каждое твое движение — слово принадлежит мне».
Даже сейчас. Ты просто помни это, Принцесса… набирая пробелы. В паузах. И многоточиях. Никому другому. Только мне.
«Молчим, открыта дверь
Тире и точки о тебе,
Моя печаль.
Приснись, вернись ко мне.
Надежды в миг случайных дней
Не обещай».
© «The SLOE» — «Моя печаль»
Да, моя печаль. Тоска, вдыхая которую ощущаешь, как рвутся сухожилия и в сердце впиваются острые иглы разочарования. Потому что понимаю, что всё правильно. Я всегда был эгоистом. Эгоистом во всём. Но в таком случае с ней я не хочу быть самим собой. По крайней мере, я постараюсь.
— Неужели в этой квартире можно находиться, не боясь оглохнуть? Аллилуйя!
Гордеев распластался на диване, довольно щурясь на одиноко висящую на потолке лампочку. На губах полуулыбка ехидная блуждает. Нет, придурок, просто я, скорее, позволю утащить меня демонам в мой собственный Ад, чем я позволю тебе услышать мою девочку.
Демонстративно напевая, щёлкнуть на плеер и включить на полную громкость другую музыку, злорадно ухмыльнувшись, когда он едва не зарычал.
— Рад, что при всё при этом у тебя есть еще силы на клоунаду.
