* * *
Я сразу почувствовала, что он уйдет… Это вспыхнуло где-то внутри необъяснимым отчаянным пониманием. Уйдет прямо сейчас. По причинам, известным только ему одному. По каким-то гадским, проклятым и понятным только этому безумцу причинам. Где вся жизнь разделяется на ложь и на правду… Только я уже в правде, а он все еще во лжи. И я ее ощущаю кожей, подрагивая после яростного секса, больше похожего на кровавую схватку садиста с его ненормальной жертвой… которой нравилось, когда ее убивали и воскрешали. И я согласна умирать под ним физически… но я больше не могу умирать морально. Во мне кипятком растекается его ложь. Не мне. Нет. Самому себе. Если раньше я видела его между строк, то сейчас я его уже просто чувствовала. Так сильно и болезненно, что на глаза навернулись слезы. Встала с пола, одергивая юбку, чувствуя, как течет по ногам наше общее безумие, пошатываясь… следом за ним, все еще сжимая горло ладонью.
— Уйдешь… как и тогда, да? — хрипло, едва слышно, — Уйдешь, не сказав ни слова… словно нет ни меня, ни тебя. Словно можно лгать и дальше нам обоим… где ты спрячешь НАС теперь? Сотрешь мне память, как сообщения и номера телефонов? Или сотрешь память себе?
* * *
Каждое слово — выстрел яда, парализующий, заставляющий остановиться посреди комнаты и громко выдохнуть. Руки в кулаки сжимаются непроизвольно. Не могла узнать. Кажется мне всё это. Сознание играет в свои игры. Чёртова тварь что только не вытворяла со мной эти годы. Но сейчас, этот момент стал самым невероятным. Так не должно было быть. Поддался собственной слабости и спалился, тупо спалился. Браво, Принцесса! Я не сомневался в тебе. Вот только повернуться и в глаза тебе посмотреть не хочется. Не могу. Потому что ты ответы в моих найти хочешь. А их там нет. Там пустота. Абсолютная, звенящая пустота, которую взорвать надо музыкой. И яркой вспышкой в мозгу — всё это время не было музыки. Была тишина. Только наши стоны, наши звуки.
Ледяной холод по спине вверх к затылку. Замораживая нервные окончания от понимания, что рядом с ней можно и в тишине.
— Если бы мог — стёр бы, — не поворачиваясь к ней, разглядывая какую-то яркую фиолетовую мазню в рамке на темно-серой стене, — и это был бы лучший вариант. Для тебя.
«Тебе лишь ведомо одной,
На что способно сердце это.
Когда твое наступит лето,
Ты покрывало сбросишь сна.
Забудешь холод ледяной,
И сможешь снова улыбнуться.
Тебе так хочется вернуться,
Ну а пока, принцесса, плачь, плачь.
Прячь во льдах цветы любви,
Теряя тепло, и плачь, плачь».
© Дан Балан «Плачь»
* * *
Я слышу его голос, и по телу мурашки расползаются. От одного тембра и от понимания: Я. ЕГО. СЛЫШУ. Он настоящий! И он больше никогда не станет для меня просто аватаркой и бегущими строками по белому экрану. И не имеет никакого значения, что он говорит… потому что я не дам ему уйти. Я больше не могу его отпустить, потому что это слишком больно. Невыносимо, адски больно.
Подошла вплотную и резко обняла, прижимаясь всем телом к его спине.
— Но ты не можешь… уже не можешь. Это никогда не сотрется. Оно теперь выбито на коже. Ты можешь посмотреть… каждый свой автограф на мне… и наносить их снова и снова. Ты помнишь? Мне все равно, как ты выглядишь… мне все равно, какого цвета у тебя глаза, мне все равно, как тебя зовут. Ты — мой Джокер… Я люблю тебя именно таким. Это не изменится никогда… просто теперь у моей любви появилось лицо и имя. Не важно, какими они могли быть… Я люблю тебя не за это. Ты понимаешь, Джокер? Не за это.
Сильнее сжимаю его руками, потираясь щекой о его спину. Напряженную, каменную. Он на грани срыва… а я уже сорвалась и падаю.
— Помнишь… ты говорил, что всегда рисуешь для меня картинки и отдаешь мне? Нарисуй нас на другом холсте, пожалуйста. Нарисуй меня и себя в реальности, по — настоящему… Я не хочу тебя терять… мне так страшно и плохо без тебя.
Нырнуть под его руку, прислоняясь спиной к стене, обхватить ладонями лицо, заставляя смотреть мне в глаза.
— Я скучала по тебе, Джокер…, — поглаживая большими пальцами его сжатые скулы, — я так сильно скучала по тебе и искала тебя. Я больше не смогу отпустить… Не смогу, понимаешь?
От его взгляда становится больно дышать. Там бездна отчаяния. Ему так же больно. Я это чувствую. Необъяснимо и неправильно. Чувствую его боль, как свою собственную, и не знаю, как именно можно ее стереть из его глаз. Взяла его ладони, и положила себе на грудь… туда, где все еще саднило в районе сердца от панического страха, что все же уйдет.
— Я бы узнала тебя… через тысячу лет, через тысячу текстов и строк с закрытыми глазами… Рано или поздно я бы тебя узнала.
* * *
Прислонился лбом к ее лбу, вжимая в стену, позволяя себе раствориться в ощущении ее кожи на своей. Эти слова… Снова ранит ими. Но уже по — другому. Уже лаская. Когда касаются краев открытых ран осторожными движениями, подушечками пальцев, и тебе выть хочется от этой нежности, причиняющей невероятную боль. Отвечаю на ее прикосновения своими, очерчивая опухшие губы пальцами, зарываясь ладонью в растрёпанные темные локоны и подыхая от желания вдыхать их запах вечно.
— Я сжег свою мастерскую и сломал все кисти, Принцесса. Все мои холсты изорваны и валяются у твоих ног. Мне больше не на чем рисовать… И незачем.
«Цветет который год земля,
Тебя лишь холод окружает.
И рядом никого, кто знает,
Как умерла твоя весна.
Ничье дыхание не спешит
Ресниц твоих теплом коснуться.
Тебе так хочется вернуться,
Ну а пока, принцесса, плачь, плачь».
© Дан Балан «Плачь»
Не позволяет отвести взгляд, а я сам оторваться не могу от той бездны, что утягивает на дно ее взгляда. Мой тёмный омут, на поверхности которого пляшут тысячами огненные блики. Почему мне всегда кажется, что рядом с тобой я горю, Принцесса? Почему, когда ты рядом, мне кожу свою содрать хочется и руками ловить это пламя, обжигаясь, но не смея упустить его из ладоней. Огонь. Мать твою!
Вздрогнул, вспомнив, почему оказался здесь. Почему несся через весь город, чтобы застать в состоянии острой паники на полу.
И дыхание срывается от накатившей злости. Я найду мерзавца, сделавшего этого. Кто-то явно хочет довести мою девочку до сумасшествия, а, может, нам нужно готовиться к шантажу.
Силой воли заставить себя сделать шаг назад.
— У нас есть дела поважнее. Я хочу знать, почему это видео сводит тебя с ума. Я хочу знать, что оно означает, и понять, что за ублюдок замешан в этом.
Потому что в этот раз, мать вашу, этим ублюдком оказался не я.
Глава 18. Мирослава и Джокер
Есть воспоминания, от которых трудно дышать, а есть такие воспоминания от которых дышать невозможно. Что-то, о чем не просто трудно рассказывать, а невозможно об этом даже заговорить, потому что в этот момент боишься, что снова окунешься в тот же кошмар и больше не сможешь вернуться из него обратно. Останешься там навсегда, потому что разворошил. Но я должна была рассказать, иначе этот кошмар уже не оставил бы меня никогда, и я хотела, чтобы он знал обо мне все. Между нами и так было достаточно лжи. Я хотела снять эти маски и больше никогда их не надевать. Иногда стоит посмотреть в лицо своим демонам, чтобы понять, что они часть тебя и тебе придется с ними жить… и не только тебе, а и тем, кто хочет быть рядом с тобой, а возможно, и понять, захотят ли после этого быть рядом.
