Прокурорский выглядел так же жалко, как и Емельянов, с той только разницей, что опер брал себя в руки и никогда не показывал ни страха, ни растерянности. А Сергей Ильич всегда показывал и растерянность, и страх.
Именно эти чувства бушевали на его лице, когда он спешил к кабинету Емельянова. И опер в который раз за сегодняшний день подумал: в том, что расстроило Сергея Ильича, несомненно есть след КГБ.
Емельянов налил два стакана воды и подождал, пока Сергей Ильич устроится напротив его стола.
— Ну и денек сегодня… — Прокурорский демонстративно отвел глаза в сторону, выпив воду до дна.
— Говори, — потребовал Емельянов, который не любил тянуть кота за хвост.
— Дело по неизвестному в «Ракушке» буду закрывать! — буркнул следователь, стараясь не смотреть в сторону Емельянова.
— Что значит — закрывать? — опешил опер, который ждал чего угодно, но только не этого.
— Приказ сверху, — Сергей Ильич возвел очи горе, — прямо сказано: дело неизвестного закрыть. В архив. Нет признаков насильственной смерти. Есть заключение.
— Это ложь! — вскипел Емельянов. — Его же отправили на дополнительные анализы! Там же прямо написано — следы неизвестного вещества! Найдены такие следы.
— Однако не указано, что они могут быть причиной смерти, — парировал следователь.
— Ты хочешь сказать, что протокол вскрытия велели переписать? Кто? — догадался опытный Емельянов.
— Кореш твой, который на тебя зуб точит, — фыркнул следователь, — Печерский.
— Печерский! — сказал, словно выплюнул, Емельянов. — Откуда он вообще взялся на мою голову? Кто вообще такой этот Печерский, что ты слышал о нем?
— Ну… его недавно повысили в должности. Очень сильно в гору пошел, — вздохнул Сергей Ильич, — но я вообще о нем мало чего знаю. Его ведь совсем недавно перевели из Киева. Он, кстати, твой бывший коллега — возглавлял уголовный розыск одного из районов столицы. Потом была какая-то спецоперация, и он очень сильно себя зарекомендовал. Его перевели на службу в КГБ, с большим повышением.
— Что за дело? Ты знаешь? — спросил Емельянов.
— Нет, — следователь покачал головой, — никогда не интересовался. Но если ты хочешь…
— Хочу. Мне интересно. Сможешь узнать подробности? Нам всем это важно! — веско произнес Емельянов.
— Хочешь на него что-то нарыть? Так это пустое занятие! Знаешь, как они там в КГБ хвосты подчищают? Ни одна собака не разроет!
— Знаю, — кивнул Емельянов, — но мы с тобой теперь в одной лодке, раз он так активно суется в наши дела. Это в твоих интересах так же, как и в моих.
— Я попробую, — кивнул следователь, — есть у меня такие люди. Постараюсь их расспросить.
— Расспроси. А насчет неизвестного в «Ракушке» — он не неизвестный, — четко произнес Емельянов.
— Ты что, установил его личность? — удивился Сергей Ильич. — И мне ничего не сказал?
— Вот, говорю, — опер пожал плечами.
— А как ты его нашел? — Сергей Ильич прищурился. — Ты же не искал его по базе, не проверял. Отпечатков пальцев нельзя было взять. И без вести пропавших таких нет.
— Установил оперативным путем, — в голосе Емельянова послышалось плохо скрытое раздражение. — А ты не говорил этому Печерскому, что если у тела срезали отпечатки пальцев, то нельзя такое списывать в архив! Естественная смерть, да?
— Ладно тебе, — следователь нахмурился. — Так кто? Говори.
— Рыков Сергей Витальевич, 9 июня 1924 года рождения. Уроженец города Одессы. Но это имя тебе ничего не скажет. Ты слышал о нем под другим именем. По-другому — это криминальный авторитет, вор Паук.
— Ничего ж себе! — следователь аж привстал.
— Трижды судимый, между прочим. Начинал как домушник в банде некоего Валета, пока того не расстреляли. Первую отсидку получил как раз за квартирные кражи. После отсидки пошел в гору. Вторая отсидка — кражи, разбой с отягощающими обстоятельствами. Чуть скостили срок за примерное поведение. В зоне короновали, получил авторитет. Потом — третья отсидка, в другом статусе. Он серьезно контролировал целый район города. Когда он вышел из зоны, его встречали чуть ли не с оркестром. Организовали хорошую квартиру для жилья, новый гардероб. Одежду всю купили у фарцы. Люди Паука, кстати, до сих пор не знают, что он умер. Он просто исчез без вести — и все.
— Что значит — не знают? — не понял следователь.
— А вот так. Я установил следующее. Паук жил в квартире на улице Петра Великого. Ну ты знаешь, это в самом центре города. Съемная двухкомнатная квартира, в которой он принимал своих людей. Паук ушел оттуда 30 апреля в 11 часов утра. В это время у него в гостях был его адъютант и правая рука Дато Минзаури, которого он опекал так же, как когда-то его опекал Валет, и был еще один домушник, который тоже недавно освободился. В 11 утра Паук сказал, что ему нужно выйти по небольшому делу. Если Дато его не дождется, пусть закрывает квартиру и уходит. И ушел сам. Дато выпроводил домушника и остался в квартире ждать Паука. К часу дня ему ждать надоело. Паук так и не пришел. У Дато были вторые ключи от этой квартиры, Паук дал. Дато закрыл квартиру и ушел. На следующее утро, около 10 утра, он вернулся в квартиру и сразу понял, что Паук не возвращался, не ночевал. Дато начал бить тревогу, поднял всех своих людей, но никто его не нашел. Никто не видел Паука и даже не знал, куда он мог направиться. И все. Дато ничего не знал о трупе в «Ракушке». Он до сих пор уверен, что Паук исчез без вести и может быть жив.
— Да уж… история, — следователь покачал головой.
— Ночью 2 мая в «Ракушке» нашли труп Паука, — продолжил Емельянов, — и умер он именно в эту ночь. То есть почти трое суток он был жив — 30 апреля, 1 мая и почти весь день 2 мая. Причем он находился в хороших условиях — одежда чистая, не измятая. Паук был гладко выбрит. Да и содержимое кишечника при вскрытии указывало на то, что он прекрасно ел несколько раз в день, не голодал.
— Он мог отравиться наркотиками. Передозировка, — не к месту вставил Сергей Ильич, всегда вставляющий замечания, не соответствующие действительности.
— Паук никогда не употреблял наркотиков, алкоголь — очень редко, — поморщился Емельянов, — он следил за своим здоровьем. Это знали все из его окружения. Хотя, к примеру, Дато во время их трехдневной попойки в Аркадии покупал кокаин и всем врал, что для Паука.
— Может, был у женщины? — снова вставил прокурорский.
— Постоянной женщины у него не было. Так, случайные связи. Я это проверил, — вздохнул Емельянов, всегда злящийся, когда люди не понимают элементарных вещей — как будто именно это он не проверил в первую очередь. — Правда, до третьего ареста он встречался с одной дамой, месяца два. Дама, кстати, из порядочных. Но за то время, что он находился в тюрьме, она вышла замуж и прекратила ему писать. Мы ее проверили, и люди Дато тоже. Года два она ничего не слышала о Пауке, а муж ее к криминалу вообще никакого отношения не имеет. Обычный порядочный инженер.
