— Наверное?!
— Ну, понимаешь. Все зависит от платья, — расплылся в плотоядной улыбке несносный Дарро.
Вместо ответа, шипя точно разъяренный фаррех, огибаю его по широкой дуге и припускаю прочь к выходу из академии.
Это что сейчас было? Флирт? Или нет? Никогда не умела флиртовать и участвовать в словесных пикировках. А что если не флирт? Если он на полном серьезе все это сказал?
Мамочки! Отношения — как же это, оказывается, сложно! Проще выучить наизусть «Большой классификатор темных и нейтральных существ» в пяти томах, чем разобраться в том, что подразумевают мужчины, когда говорят такое.
В нашу с Гейл гостиную ворвалась бешеным йархом, едва не сбив подругу с ног. Невозмутимая, точно древние стены академии, проклятийница придерживает меня за плечи и, смеря спокойным взглядом, спрашивает:
— Ну и что на этот раз случилось?
Она все еще бледнее, чем обычно, хотя мало кто мог бы понять по ее виду, что что-то не так. Истинная аристократка!
— Случился Арес Дарро, — выдыхаю, падая на диван.
— Рассказывай, — Гейл садится напротив и пытливо смотрит.
— Он… Он… Он снова меня поцеловал! — отчего-то это сейчас кажется самым возмутительным, и, выпалив ответ, прячу лицо в ладонях.
— Ну и как, понравилось? — ровным голосом интересуется Мандрейдж.
Я ожидала какого угодно вопроса, только не этого.
— Что? — недоумевающе таращусь на нее. — Это все, что тебе хочется о нем знать?
— Не все. И я не верю, что он твой жених. Мутно как-то между вами, но… Ты сама не своя в последние дни, Кроу. Такой я тебя еще не видела. Носишься, краснеешь, бледнеешь, заикаешься и выглядишь, как… — она задумалась. — Как Рыжий с полгода назад, когда заходил к нам в гости по любому надуманному поводу.
— Просто Жак в тебя влюблен, — открываю проклятийнице глаза, — вот и ведет себя, как полный приду… — осекаюсь, когда губы Гейл изгибаются в скептичной улыбке.
— Я прекрасно знаю, что Жак в меня влюблен. Не настолько уж я бесчувственная или слепая.
— Но как же тогда все эти твои эксперименты с проклятьями? — не нахожу, что и сказать, и вдруг вспоминаю, как Гейл кормила Рыжего печеньем, и десятки других случаев, когда она проявляла заботу о нем, после очередного эксперимента.
— Так ты… Вы…
— Да, Кроу, ты сама догадливость, — ворчит Гейл — Мы с Жаком встречаемся уже четыре месяца. Тайно. Даже Тамбертон-Экрю об этом не знает. И горе тому, кто станет трепаться о наших отношениях, — проклятийница угрожающе приподнимает бровь.
— Я и не думала трепаться! — спешу заверить подругу. — Но зачем тогда ты его мучаешь? Все эти экспериментальные проклятья, разве так поступают с тем, к кому испытывают чувства?
— Проклятья? Жак не против послужить мне подопытным, а я не оставляю последствий. Никогда не наврежу ему по-настоящему, — она едва заметно улыбается.
— Странная вы парочка! — с восхищением выдыхаю, глядя на подругу-конспираторшу.
— Кто бы говорил, — хмыкает та. — Так значит, Арес Дарро не местный?
— Вроде того, — нехотя отвечаю, вспомнив, что обещала все рассказать Мандрейдж на полигоне. — Только ты никому!
— О чем речь? Я умею хранить секреты.
Вздохнув, принимаюсь откровенничать. Рассказываю подруге и про кражу гримуара, и про ритуал, и про Ареса, с которым связана брачными узами. Попроклятийница ошарашенно смотрит, но слушает молча. Когда заканчиваю, она поправляет очки и просит:
— Можно я проверю твою ауру?
— Конечно.
После краткого обследования, от которого по моей коже бегут мурашки, Гейл выдает:
— Так вот почему тебе не было больно, как нам всем. Твой жених, он же светлый?
— Откуда ты?.. Ты все поняла? Гейл, только не выдавай меня!
— Я же пообещала. Хочешь, поклянусь на крови?
— Не надо! — поспешно останавливаю проклятийницу, чувствуя, что она мне не простит подобное недоверие.
— Магия Ареса Дарро защищает тебя от последствий конфликта чистой светлой магии с нашей темной. Ты сейчас скорее нейтрал, потому тебе легче.
— Гейл, а это всем подряд очевидно? — холодею от ужаса.
— Нет. Просто у меня очень хорошие очки, и способность видеть ауры на порядок сильнее развита, даже чем у нашего декана.
— Значит, мне не стоит слишком переживать, что меня разоблачат?
— А вот тут не могу сказать точно. Пока ты в академии, просто старайся не попадаться на глаза сильным некромантам и проклятийникам, которым пришло бы в голову проверять твою ауру. Это несложно, — она принимается готовить нам шокол. — Да и до выпуска осталось всего ничего. Но послезавтра нам придется отправиться во дворец для того, чтобы пройти второе испытание, и вот там может случится что угодно.
— Нас будут проверять… Ну, конечно! — вскакиваю и мерю шагами вытоптанный ковер. — Гейл, скажи как внучка Фиолетового луча, чем мне это может грозить?
Мандрейдж жмет плечами и предполагает:
— Как сказал его императорское величество: «Если бы я приказывал казнить каждого только за помыслы дать мне в морду, давно остался без придворных». Я не припомню прецедента, чтобы в Тенидаре казнили только за светлый оттенок в ауре, мы же не какие-нибудь дремучие наирянцы (очень религиозное южное племя, которое не приемлет светлую магию и уничтожает всех ее представителей. Прим. автора). А ты не замышляешь ничего дурного. Ведь ты не планируешь государственный переворот? — проклятийница строго смотрит на меня.
— Нет конечно! — смеюсь, и она пододвигает ко мне парующую кружку со свежим ароматным шоколом.
— Даже если какой-нибудь менталист залезет к тебе в мозги, то обвинит разве что в краже гримуара. Бояться нужно скорее Аресу. Это ведь он здесь чужак.
— А ритуал, который я провела? Арес же не сам по себе очутился в Раадриме.
— М-да, об этом я не подумала. Тогда тебе определенно не стоит попадаться. Хорошо, если этот светлый тоже ничего дурного не замышляет, кроме того, как бы убраться отсюда подальше. Кстати, а откуда все-таки он к нам явился? Ты интересовалась, кто он такой и почему все еще здесь?
— Я… Я не знаю, — мямлю как не выучившая урок двоечница.
— То есть?
— Я думала, что он демон. Пыталась развоплотить, но не вышло. Тогда решила поговорить и выяснить что нужно, чтобы отправить его восвояси. На худой конец исполнить его желание или провести иной освобождающий плененную сущность ритуал, да только все пошло совсем не так.
— Что именно? — Гейл допрашивает меня с безмятежностью императорского дознавателя.
— Что-то случилось. И с ним, и со мной. Он вдруг взял и привязал меня к себе. Надел ожерелье, которое превратилось в татуировку. Крылатое солнце вот здесь, — прикладываю ладонь чуть ниже ключиц. — А я… Вездесущий! Гейл, в тот миг я чуть было не позволила ему делать с собой все, что угодно, — заканчиваю шепотом, краснея от корней волос до пяток. — Каждый раз, когда Арес Дарро оказывается так близко, все сводится к поцелуям, а я даже не знаю, настоящее ли он назвал мне имя или нет!
