На берегу Мааса при Седане французские защитники столкнулись с полной боевой мощью подразделений Люфтваффе. До сего момента Люфтваффе была задействована только на севере в боях группы войск «В» для введения противника в заблуждение по поводу непосредственной цели нападения.
Ветеран в 23 года, за его плечами война в Испании
Но 13 мая немецкие самолеты осуществляли поддержку танковой группы Клейста, используя всю стоящую на вооружении технику. «Никогда больше немецкие подразделения Люфтваффе не проводили столь массированные атаки на таком узком отрезке фронта», — пишет историк Карл Хайнц Фризер. Волна за волной бомбардировщики — в общей! сложности 1500 немецких самолетов — на протяжении нескольких часов атаковали французские позиции под Седаном. Психологический эффект от этих атак был гораздо больше, чем причиненный ими материальный ущерб.
Замена двигателя у танка РzКрfw IV D
«Пяти часов этого кошмара хватило, чтобы сломить их, они больше не могли противостоять наступающей армии», — писал один французский генерал о воздействии этих атак на французские войска. После бомбардировки немецкие войска форсировали реку в трех местах. Несмотря на поддержку Люфтваффе, дело все равно дошло до кровавых стычек. «Там были задействованы и наши инженерные войска, прежде всего с огнеметами: они взяли под контроль все люки блиндажей, чтобы французы и высунуться не могли», — описывает те сражения Вальтер Хайнляйп. Но сам прорыв, конечно, оставался делом пехоты: «Все получилось только благодаря мужественности наших солдат. Они, несмотря на потери, несмотря на сильный огонь, форсировали Маас. Приказ был — перейти Маас, и это должно было быть сделано. Любой ценой». Немцы захватили и удерживали три предмостных укрепления. Это сделало возможным строительство временных мостов, по которым 14 мая на другую сторону перешли 600 000 солдат.
С борта самолета был сброшен новый приказ
Первые потери
Но после успешного рывка через Маас, который Гитлер называл не иначе как чудом, фюрер решил остановить продвигающиеся вперед войска. Диктатор высказал мнение, что наступление необходимо затормозить, всеми силами защищая только что завоеванные позиции. Выдвижение танковых сил с этих плацдармов в направлении Ламанша казалось Гитлеру и многим консервативно настроенным военным советникам слишком рискованным. Они боялись, что устремившиеся вперед танки будут атакованы по незащищенным флангам. Если бы противник среагировал быстро, он и правда получил бы прекрасную возможность для контрудара, однако весной 1940 года быстрая реакция не относилась к сильным сторонам западных войск. И человек, осуществлявший непосредственное командование операцией на Маасе, — генерал-полковник Хайнц Гудериан — был отлично об этом осведомлен. Поэтому он решился на рискованный шаг — самовольно принял решение использовать достигнутый успех для дальнейшего нападения. Гудериан, долго обсуждавший в 1939 году в Кобленце первоначальный план нападения с его автором Манштейном, инстинктивно действовал правильно. Но действовал вопреки приказу! Он оставил на ценном предмостном укреплении на Маасе только небольшую охрану. Он взял на себя этот риск, чтобы использовать единственный шанс. В новейшей военной истории самовольные действия Гудериана представлены как поворотный пункт, констатирует военный историк Карл Хайнц Фризер: «Возникшая в 1918 году картина „позиционной войны“ внезапно сменилась картиной современной оперативной „маневренной войны"». Он называет Гудериана в числе тех, кто решил исход французской военной кампании: «При этом он не только пошел против однозначных приказов своего командования и указания Гитлера, но и против всех „правил военного искусства“. Но своим решением он спровоцировал лавинообразный эффект, поскольку потянул за собой и другие танковые дивизии. Они образовали оперативный нападающий клин, который в одиночку устремился к побережью». Впрочем, не только Гудериан начал движение, но и танковый корпус Гота
[63], который в 30 км севернее от этого места тоже форсировал Маас. В результате же, как мы сегодня знаем, тогда, 14 мая 1940 года, французская армия уже проиграла в этой войне, хотя ее командование об этом еще не подозревало. Укрепления на восточной границе были прорваны, немецкие танковые войска приступили к окружению противника. Это был первый в военной истории факт оперативного применения танкового оружия. Целые танковые дивизии прорывались вперед, делая ставку на «внезапное» нападение. Больше не нужно было использовать танки для достижения тактического территориального превосходства, козырной картой послужила превосходящая по численности и территориальному охвату маневренность. «Операция — это движение!» — гласило новое кредо.
Успех наступления подтверждал правоту Гудериана, однако представившийся шанс был использован не так последовательно, как хотелось бы. Уже 17 мая танковые войска получили приказ остановиться у Монкорне, — распоряжение пришло лично от Гитлера. «Фюрер ужасно нервничает. Он боится собственного успеха», — записал 17 мая генерал Гальдер в своем журнале боевых действий. А журнал боевых действий группы войск «А» резюмирует причины нерешительности Гитлера: «Ни при каких условиях нигде в этот момент нельзя допустить контрудара противника, который подарил бы не только военному, но и, в первую очередь, политическому его руководству шанс изменить коренным образом ход военных действий». Чтобы защитить танковый клин и следующие за ним моторизированные группы поддержки от атак на оголенных флангах, вплотную к ним должен был двигаться «старый вермахт», то есть пехота и конная артиллерия. Можно сказать, что во Франции под знаменами вермахта воевали две армии. Одна — это современные, моторизированные и бронированные объединения, составлявшие примерно 10 % общей мощи. Другая — большая часть армии — передвигалась со скоростью, свойственной скорее наполеоновским войнам. Бесконечные колонны пехоты шли пешком, обозы и артиллерия перемещались на упряжных лошадях. В целом вермахт отнюдь не был «стальной лавиной», безудержно катившей по всей Франции. Скорее его можно было сравнить с копьем, опасное острие которого было из стали, а длинная рукоятка — из дерева.
