Когда 30 марта 1941 года фюрер озвучил перед представителями немецкого армейского командования свою программу по нападению на Советский Союз, он мог положиться на то, что мировоззрение генералов близко его собственному. Страх перед опасностью, которую нес в себе «большевизм», объединил Гитлера и его слушателей. Таким же несомненным показалось высшим военным чинам Германии требование диктатора о вторжении в Советский Союз. То, что в борьбе с Великобританией и ее союзниками решение можно было найти, только сбросив со счетов «русский фактор», для гитлеровских генералов тоже само собой разумелось.
Удивительно было только то, с какой радикальностью главнокомандующий Гитлер задумывал провести войну на Востоке. Не только Красная армия, но и все советское государство должно было быть уничтожено. О критической и даже возмущенной реакции присутствующих военных на эти планы, которые означали явное нарушение военного международного права, ничего не известно. Руководитель Генерального штаба армии Франц Гальдер так описывал основное требование Гитлера к генералитету: «Командование должно пойти на определенные жертвы, чтобы преодолеть собственные сомнения». Как хорошо это им удастся, должно было показать будущее. Вольфрам Ветте, исследовавший представления о России, сложившиеся у немецкого генералитета, подводит итог: «Командование вермахта в 1941 году в целях идеологической мобилизации подчиненных ему солдат не нуждалось в политкомиссарах, которые были в Красной армии. Немецкие генералы сами позаботились об этом». Воины Гитлера знали, в кого им надо было целиться.
Это стало очевидно из протоколов прослушивания пленных генералов вермахта в Трент-парке, хотя это была не первая группа арестованных немецких генералов. Но все же мысли и разговоры военных в Трент-парке, а в 1941-м это были в большинстве своем командиры дивизий и полков, в основном крутились вокруг похода на Россию. «Эти разговоры показывают, как сильно ужас войны повлиял на людей», — объяснял историк Зенке Нейцель, который первым среди ученых провел систематический анализ материалов прослушивания, собранных британскими секретными службами. «Они, конечно, повиновались и действовали как солдаты, они не могли вырваться из системы, но они не были машинами. Они понимали, что за отвратительные вещи там происходили, и от их имени тоже, от имени вермахта. Не все, но часть заключенных Трент-парка называет эти вещи своими именами». Правда, очень скоро обнаружились противоречащие друг другу примеры обоснования, которые должны были определить характер послевоенных прений. «Еще в Трент-парке они начали с того, что переложили всю ответственность с вермахта на Гитлера лично, — писал Нейцель, — это стало уже частью легенды о „незапятнанном вермахте“. Гитлер должен был нести единоличную вину за произошедшее». Так полковник Ханс Рейманн, командовавший во время Восточного похода моторизированным стрелковым батальоном, жаловался: «Все было так хорошо. Все было так удивительно и безупречно. Но в этой чертовой России дела пошатнулись. Только два человека не понимали, что зимой в России холодно. Одним был Наполеон Бонапарт, другим — фюрер, этот дилетант в военных делах. Но так думал каждый».
О мотивации, мыслях и чувствах небольшой группы немецкой военной элиты, насчитывающей пару сотен человек, мы, естественно, знаем гораздо меньше, чем о миллионах простых солдат вермахта. Начиная с 1933 года они подвергались постоянной пропагандистской обработке. А очернение большевизма, так же как и оскорбление восточных народов, называемых славянскими нелюдями, являлись основными стереотипами пропаганды Геббельса. Учитывая это, едва ли вызывает удивление то, что в сознании многих солдат глубоко засело соответствующее представление о враге. Как утверждал американский историк Стивен Г. Фриц в исследовании «Фронтовые солдаты Гитлера» на основании полевых писем, дневников и воспоминаний, многие солдаты были зомбированы нацистской идеологией. Они действительно верили в то, что перед ними поставлена миссия — спасти Германию и Европу от большевизма и изменить мир так, как это понимал национал-социализм. «Я действительно чувствовал, что мне доверено, говоря высокими словами, выполнение „исторической задачи“, — подтверждает это Манфред Гусовиус, который уже в 1938 году добровольно пошел в танковые войска. — А без убеждения сделать что-то законное я бы никогда не смог в этом участвовать. Сегодня я, конечно, отношусь к этому очень критично».
В отношении явного величия «русского колосса» многие немцы, однако, испытывали противоречивые чувства. Они приветствовали заключение в августе 1939 года договора о дружбе между Советским Союзом и Германией, о котором антисоветская пропаганда почти ничего не упоминала и который, как тогда казалось, помог сохранить мир. Страх перед открытием второго фронта и «нападением с востока» засел в головах этих людей глубже, чем «поддерживаемое пропагандой идеологическое отвращение», констатирует историк Мар-лис Г. Штайнерт в своей книге «Война Гитлера и немецкий народ».
Хайнц Отто Фаустен тоже долгое время не мог и представить, что дело действительно примет такой серьезный оборот. Летом 1940 года его призвали, и следующей зимой он уже был отправлен в Восточную Пруссию на курсы рядовых мотопехоты. «Мы не верили, что начнется война против России, у нас же был с ними договор», — рассказывал этот уроженец Рейнской области. Однако ни он, ни его товарищи не могли закрыть глаза на мощное наступление войск вермахта. За несколько дней они сами получили приказ о наступлении в направлении границы. Они продвигались вперед ночью, не зажигая огней. Целыми днями машины и солдаты укрывались в лесах, оврагах и под кустами. Солдаты не переставали удивляться: что бы это могло значить? Слухи передавались из уст в уста: «Мы думали, что получили свободное право проезда по территории России, — рассказывал Фаустен. — Ходили слухи, что мы идем на юг, в Аравию за нефтью. Другие говорили, что мы оказываем помощь контрреволюции».
Только вечером 21 июня 1941 года, когда был обнародован приказ Гитлера по армии, с неопределенностью Фаустена и миллионов других солдат было покончено. «В этот момент началось наступление, которое по протяжению и охвату было самым большим, которое когда-либо видел мир. От Восточной Пруссии до Карпат протянулись формирования немецкого Восточного фронта. Задачей этого фронта была не только защита отдельных государств, но и защита Европы и, тем самым, всеобщее спасение. Немецкие солдаты! Вы вступаете в жестокую и ответственную борьбу. Поэтому судьба Европы, будущее немецкого рейха и существование нашего народа с этого момента переходит в ваши руки. Помоги нам, Господь, в этой борьбе». Воззвание Гитлера было его пропагандистским достижением. Искусной апелляцией к национальной гордости и культурному самосознанию, любви к отечеству и готовности к обороне. И конечно, диктатор не преминул еще раз подогреть страх своих соотечественников перед большевизмом. Хайнц Отто Фаустен, однако, вспоминает о шоке, который он и его товарищи испытали при этих словах.
При всей лжи и полуправде, густо перемешанных в этой речи, в одном Гитлер оказался прав: столь массированное наступление войск, действительно, не имело прецедентов в истории. Растянувшись более чем на 1600 километров, самая огромная и смертоносная действующая армия мира ожидала вступления в бой. Немецкие вооруженные силы насчитывали в общей сложности 3,3 миллиона человек. Солдаты имели в распоряжении свыше 600 000 машин, 3650 бронемашин, 7184 единицы оружия и 1830 самолетов, а также 625 000 лошадей. Немецкий фронт наступления делился на три отрезка. Группа армий «Север» должна была уничтожить советские соединения на Балтике и занять Ленинград. Для группы армий «Юг» предусматривалась нейтрализация Красной армии в Галиции и Западной Украине и после переправы через Днепр — наступление на Киев. Однако основной удар должен был быть нанесен к северу от Припятских болот в Белоруссии. Здесь был район боевых действий группы армий «Центр». По четырехсоткилометровому боевому рубежу надвигалась железная армия блицкрига в составе 2-й танковой группы генерал-полковника Хайнца Гудериана и 3-й танковой группы генерал-полковника Германа Гота, получавшей поддержку со стороны пикирующих бомбардировщиков. С помощью этих массированных танковых и военно-воздушных сил должна была быть атакована огромная брешь между Минском, Смоленском и Москвой.
