Книга История вермахта. Итоги, страница 36. Автор книги Гвидо Кнопп

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «История вермахта. Итоги»

Cтраница 36

Взаимное убийство пленников было, конечно, решающим фактором для эскалации насилия на Восточном фронте. Этому способствовало, однако, и то, что непосредственные бои имели совершенно иной характер, чем в Польше, Франции или Югославии. Красная армия неожиданно подняла жесткое сопротивление, и многие советские солдаты предпочли оборону до самой смерти, вместо того чтобы сдаться. Ближние бои велись с особым ожесточением, снова и снова приводили к тяжелым потерям, к превышению пределов необходимой обороны. Как грубое нарушение военного права расценивал вермахт, например, симуляцию ранений, непригодности к военной службе и смерти с целью продолжения борьбы из засады. Эта военная хитрость определенно не была запрещена Гаагской конвенцией о законах и обычаях сухопутной войны, однако она представляла собой нарушение неписаных правил открытой борьбы. О таких «коварствах» рассказывалось в памятках командования армии в преддверии похода на Россию, на что немецкие войска отреагировали с большой беспощадностью. Так, в конце июня 1941 года командование 299-й пехотной дивизии сообщило: «Военнопленных армия, озлобленная коварной тактикой ведения боевых действий противником, больше не берет». Обстрелы из засады, ближние бои с противником, внезапный кинжальный огонь, манера пропустить передовые отряды противника, чтобы затем напасть с тыла. — все это называлось азиатским коварством и вменялось в вину красноармейцам, хотя речь при этом шла о нормальных (впрочем, необычных для немцев) методах борьбы.

Ликвидация русских пленных, добивание раненых солдат на поле боя и массовые расстрелы в качестве возмездия были, без сомнения, обусловлены расистскими установками, прочно внушенными солдатам армии вторжения. Им при каждом удобном случае объяснялось, что они должны бороться «против враждебной расы и носителей низших культур». Командование армии позаботилось о том, чтобы вызвать у собственных солдат «здоровое чувство ненависти» и подавить возможное проявление «сентиментальности и милосердия» в борьбе. Хотя на каждого из немецких солдат эта пропаганда подействовала по-своему, в разной мере, все они едва ли принимали во внимание право вражеских пленников на жизнь.

Историк Феликс Ремер на основе всех имеющихся в распоряжении немецких источников впервые исследовал эскалацию насилия на Восточном фронте. Он установил, что апогей насилия пришелся на первые недели войны с Россией, чтобы временно стихнуть поздним летом и осенью. Во время зимнего кризиса в 1941-42 годах количество эксцессов по причине ожесточенного характера ведения войны снова возросло. Когда Восточная армия вынуждена была хаотично отступать, военнопленные часто расстреливались сразу по несколько человек, так как вывезти их было невозможно. До конца войны снова и снова чередовались фазы актов неконтролируемого насилия и взвешенного поведения. Хотя убийства пленников на поле сражения все же никогда полностью не исчезали из повседневности той войны. Немцы и русские воспринимали войну как борьбу не на жизнь, а на смерть «вне рамок традиций и норм законов». И если воюющие стороны на североафриканских и западноевропейских полях сражения еще придерживались международно-правовых норм, то на Восточном фронте нормы эти в значительной степени были отменены вследствие так называемой борьбы мировоззрений. Поэтому армейское руководство по обе стороны линии фронта предпринимало лишь робкие и единичные попытки ограничить эскалацию насилия. Впрочем, когда немцы в ходе войны уяснили, что «подстрекательство» войск к осуществлению на практике расового учения и акции устрашения приводило только к усилению сопротивления Красной армии, были предприняты попытки приостановить неконтролируемое насилие, — конечно, с разным успехом на разных территориях и в разное время. В конечном счете в начальной стадии кампании обе воюющие стороны настолько замарались в крови, что «возвращение к формам „нормальной европейской войны“ было исключено, как бы этого ни хотели обе стороны конфликта», — рассуждает историк Феликс Ремер. Хотя имеются и многочисленные свидетельства о проявлении человечности и милосердия в этой войне, несомненно, что до мая 1945 года не только в воскресных речах некоторых национал-социалистических руководителей, но и, что важнее, в умах солдат по разные стороны фронта не прекращалась война мировоззрений.

Одним из самых крупных немецких преступлений, в которое в России был вовлечен и вермахт, было, без сомнения, убийство евреев. В течение первых двенадцати месяцев операции «Барбаросса» было убито примерно 900 000 евреев, из которых 500 000 в районе боевых действий армии. Массовые убийства совершались в несколько фаз. Сначала была, очевидно, запланирована ликвидация лишь еврейско-большевистских кадровых работников. В июле 1941-го национал-социалисты дошли до решения убивать всех еврейских мужчин, а начиная с августа 1941 года — также женщин и детей.

Впрочем, только относительно малая часть еврейского населения была расстреляна силами вермахта, вероятно, около 20 000 человек. 707-я пехотная дивизия была единственным оперативным соединением, которое организовывало «самостоятельно и систематически массовые бойни евреев со стотысячными жертвами», — утверждал историк Кристиан Герлах. Только осенью 1941 года подразделения дивизии уничтожили более 10 000 евреев. Командующий дивизией генерал-майор Бехтольсхайм [78], фанатичный антисемит, издал 19 октября 1941 года следующую директиву: «Евреи — это наши смертельные враги. Они — не люди в европейском культурном смысле, а в юности воспитанные преступники, с детства обученные издевательствам. Эти чудовища должны быть уничтожены». Бехтольсхайм не был, конечно, в своем крайнем антисемитизме типичным генералом вермахта, а 707-я пехотная дивизия отнюдь не была средним в этом смысле подразделением. Хотя вермахт при массовом уничтожении евреев выступал отнюдь не как преступник, тем не менее это не может скрыть тот факт, что армия поддерживала холокост, помогая при транспортировке своими заградительными отрядами, при печати объявлений или выставлении часовых карательным отрядам СС. Бруно Менцель, солдат 281-й охранной дивизии, рассказывал в интервью ZDF о том, как его батальон принимал участие в убийствах евреев в белорусском местечке Крупки, к северо-востоку от Минска. «Накануне вечером пришел наш командир взвода и сказал: „Завтра у нас, ребята, трудное задание. Тот, кто не хочет в этом участвовать, может не участвовать“. Никто не встал и не сказал: „Я не участвую“. Это было бы проявлением трусости перед врагом. Никто вообще ничего не сказал. Ночью в два часа началась тревога, и весь этот город Крупки был оцеплен нашими подразделениями, и в 8 часов утра прибыл офицер СС с двумя людьми и объявил повсюду, что евреи должны были явиться на рыночную площадь с целью дальнейшей эвакуации. Мы ходили по домам и говорили: „Выходите! К рыночной площади, к рыночной площади“. Они могли взять с собой все, что они могли унести. Во второй половине дня все шли по шоссе до убранной пашни. И вдруг прозвучало: „Всем стоять! Солдаты, на расстояние!“ И тогда они должны были встать перед глубокими рвами. Каждый раз десять евреев должны были снять верхнюю одежду, получали выстрел в затылок и один за другим кувырком летели в котлован. Их расстреливали не останавливаясь».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация