Она поднялась в вагон и опустилась в одно из кресел. Дверца тут же закрылась с механическим лязгом. Сердце Офелии издало сходный звук. Она сделала глубокий вдох, готовая к встрече с загадочным пунктом назначения этого поезда. Поклялась не оставить от себя Торну фальшивой урны с прахом. Она вернется с Рогом изобилия. Она получит обратно свой отголосок и свою способность проходить сквозь зеркала. Вместе они повергнут противников.
Ее бросило вперед, когда поезд пришел в движение.
Он не спускался. Он вез ее обратно на поверхность.
Отступники
Офелия больше ничего не понимала. Поезд на головокружительной скорости уносился из недр Центра девиаций, с каждой секундой отдаляя ее от главной цели – от Рога изобилия и всех ответов. Потом он резко затормозил. Прижатая к спинке, она почувствовала, как из легких вылетает весь воздух. Абажуры вокруг лампочек в купе выплясывали странный танец.
Дверца открылась. Опустилась подножка. Офелия прибыла.
Она выждала какое-то время на случай, если поезд решит снова сорваться с места, на сей раз в правильном направлении, но пришлось признать, что он этого не сделает. Потом спустилась на перрон, такой же темный, как туннель, который она покинула. И оказалась всё в том же подземелье древнего города.
Поезд, вернее, одинокий вагон, отбыл обратно точно так же, как прибыл. Самым абсурдным образом.
Офелия на ощупь двинулась вперед в лабиринте лестниц. Ее растерянность нарастала. К потере ориентации добавилась новая трудность: необходимость заново учиться ходить. После многих лет существования в инверсивном теле со всеми его смещениями вдруг оказалось ненужным задумываться, спрашивая себя, какой ногой ступить, в каком порядке сгибать колени и как поддерживать равновесие. Передвигаться в пространстве стало обескураживающе просто. Офелия так мало доверяла собственным ногам, что не решалась слепо положиться на них, но стоило ей попробовать внести коррективы, как она неизменно спотыкалась, а то и шлепалась.
Ее мучило дурное предчувствие. И оно стало еще сильнее, когда, добравшись до пересечения коридоров, она наконец обнаружила источник света. Все лампочки перегорели, кроме единственной, которая миганием обозначала, какой путь выбрать. И так повторялось на каждой развилке и на каждом перекрестке: только одна лестница была освещена, остальные оставались в тени.
Преодолев бесконечные ступени, Офелия наконец-то различила дневной свет. Хотя, скорее, вечерний. Грозовые сумерки, пылающие, как плавильный горн, просачивались сквозь подвальные окна. Стрекот сверчков смешивался с запахом влажной зелени.
Свобода казалась слишком близкой, слишком возможной. Если поезд вез ко всем ответам, тогда почему он доставил Офелию в исходную точку? Почему, от лампочки к лампочке, ее вывели на поверхность? Она слишком много знала, Центр наверняка помешал бы ей вернуться в нормальный мир. И уж точно ей бы не позволили поговорить с Торном.
Ей никогда не позволили бы снова его увидеть.
Офелия заморгала, ослепленная заходящим солнцем. Последняя лестница, по которой, запыхавшись, она взобралась, выходила на великолепную веранду, застекленные окна которой заволакивала неуместная дымка трещин. Среди растущих в кадках лимонных деревьев, на краю очень длинного стола спиной к свету сидели три силуэта. Они все повернулись к Офелии, но она смотрела только на самого высокого.
Судя по тому, как выпрямился Торн, его удивление не уступало ее собственному.
– Присаживайтесь, – заявил один из мужчин, указывая на стул у другого конца стола.
Офелия села в полубессознательном состоянии. Она узнала наблюдателя с механической ящерицей на плече: именно он при всех дал ей пощечину в первый день. Насмешливая складочка в уголке его рта неприятно перекосилась. Казалось, появление здесь Офелии не вызвало у него ни удовлетворения, ни удивления.
– Это не она.
Офелия поискала глазами, от кого исходит голос с другого конца стола. Совокупный эффект сосредоточенности, страха и обостренного анимизма подействовал на ее новые очки, так что после нескольких мгновений подгонки она смогла различить Леди Септиму, восседающую на почетном месте, в кресле во главе стола. Ее глаза, пылающие как никогда, издалека впились в Офелию; ее сходство с сыном было столь велико, что подействовало на девушку как мощный удар в живот. Никогда еще уход Октавио не ощущался так нестерпимо, как за этим столом. На лице его матери отражалась борьба ненависти и горя, словно ей была невыносима мысль, что недостойная маленькая иностранка не упала в пустоту вместо ее сына.
– Это не она, indeed, – сказал наблюдатель, – но она представляет собой неплохую замену. В конце концов, она была вашей ученицей.
– Какую замену? – спросила Офелия.
Ей приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не уставиться на сидящего чуть в стороне Торна, которого она видела лишь краем глаза из-под очков. Если Офелия посмотрит на него здесь и сейчас, то больше не сможет притворяться и выдаст истинную природу их отношений.
– Моей ученицей? – прошипела Леди Септима. – Она никогда бы ею не стала, если бы Леди Елена, да упокоится она с миром, мне ее не навязала. В любом случае это к делу не относится. Лорд Поллукс лично поручил мне позаботиться о безопасности всех его потомков, переместив их в центр города. Малые ковчеги более ненадежны, мы должны приступить к эвакуации наших граждан.
Мужчина с ящерицей кивнул, протирая свое пенсне полой тоги.
– Семьи, выразившие такое желание, смогли забрать наших постояльцев уже сегодня.
– Не всех.
– Miss Секундина – особый случай.
Офелия старалась следить за разговором, который она прервала. Значит, Леди Септима вдруг вспомнила, что у нее есть дочь. Но складывалось впечатление, что ее устами говорила вовсе не мать. Скорее уж владелица.
– Примите наши искренние соболезнования, milady, – произнес наблюдатель понимающим тоном, – но miss Секундина принадлежит альтернативной программе. Вы сможете видеть ее только в рамках дозволенных посещений.
Леди Септима поджала губы. Она вела себя как хозяйка, ослепительная в своем мундире Светлейших Лордов и величественная на почетном месте, но Офелия почувствовала, что превосходство было за мужчиной с ящерицей. Лично ей они казались один страшнее другого. Несмотря на облегчение, которое она испытала при виде Торна, дурное предчувствие не покидало ее. Атмосфера на веранде была на редкость едкой – возможно, из-за острого запаха лимонных деревьев.
Было и еще кое-что. Осколки оконного стекла поблескивали на полу, как будто остались там после града, вызванного последним обрушением. Когда Офелия бросила взгляд сквозь потрескавшиеся окна, то заметила, что аллеи еще мокры, несмотря на жаркую вечернюю духоту. Окна элегантных зданий классической программы тоже были почти все разбиты, и однако, как и на веранде, их осколки до сих пор оставались неубранными. В небе она заметила рой удалявшихся дирижаблей. Единственное воздушное судно, пришвартованное в саду, охранялось гвардейцами и несло на себе солнечную эмблему Светлейших Лордов.
