Но самое интересное, что чем ближе мы подходили к храму, тем явственнее он менялся. Сначала появились широкие ступени из бледно-зелёного нефрита, поверх был наброшен роскошный восточный ковёр, расшитый незнакомыми мне узорами. Мияко, немного дуясь на меня за невозможность даже плюнуть в спину красавца нэко, перешла к просветительным комментариям:
– Это тории, ворота солнечного света. Табличка над входом возносит благодарности богам. В частности, богине солнца и её непутёвому брату, они были одни из основателей этого мира. Длинная и довольно скучная история, как мне кажется, но если ты настаиваешь…
– Не настаиваю.
– Ну и пожалуйста! Вообще ничего не буду говорить.
Когда мы подошли к ступеням, то на самых верхних вдруг проявились каменные скульптуры, традиционно охраняющие вход. Кицунэ не сдержалась:
– Такие стражи называются комаину. Обычно это львы. Но бывают и собаки, а ещё чаще смесь собаки и льва. Но кроме них комаину могут быть кабаны, драконы или…
– Лисы? – искренне удивился я, потому что справа нас встречал тот самый лев-пёс, а скульптура слева, несомненно, изображала лису.
– Мы, демоны, да и всякая другая светлая или тёмная нечисть, называем это место храмом Семи тысяч островов, – позволил себе напомнить Нэкомата, вежливо делая шаг в сторону, – каждый, кто войдёт в его врата, будь то человек, зверь, сущность или даже божество, – все возможные грехи будут смыты с их душ…
Он замер в низком поклоне. Что ж, нам оставалось церемонно шагнуть на первую ступеньку, и тут скромная Мияко, не поднимающая глаз, вдруг резко сделала взмах левой рукой. Её тонкий пальчик коснулся выбритого лба нашего японского накодо, вспыхнула зелёная искра, и Нэкомата кубарем полетел в воду, подняв тучи брызг!
– Мне должно быть стыдно? – спросило лисичка, подняв на меня совершенно невинные глаза. – Ай-ай-ай, но если мы чуточку ускорим шаг, с меня же ведь спишутся все грехи, правда?
Я и ответить не успел, как яростно рычащий (мокрый, как мышь!) демон вскочил на ноги, рыская по дну в поисках меча, а по уши довольная кицунэ быстренько взбежала по ступенькам вверх, волоча меня за руку. Она низко поклонилась каменной лисе, отвесив мне подзатыльник, чтобы я сделал то же самое. Ну, в смысле поклонился…
– Давай без фанатизма. – Я потрепал скульптуру по холке, и она вдруг со скрипом повернула ко мне голову. Мы встретились глаза в глаза. Клянусь, они у неё на мгновение сверкнули янтарём.
Моя рыжехвостая подруга почти потеряла сознание от шока, а каменная лиса вдруг подмигнула мне, быстро лизнула шершавым языком моё запястье и замерла вновь, словно неподвижное изваяние. На руке остался след содранной кожи, но боли не было, кажется…
– Ты псих, Альёша-сан, – с глубочайшим уважением протянула Мияко, резко приходя в себя и едва ли не за шиворот утаскивая меня внутрь древнего храма. Мы успели шагнуть за порог ровно за минуту до того, как господин Томадати, размахивая мечом, вскочил на первую ступеньку.
– С дороги!!!
В ответ раздалось сдвоенное рычание комаину, собака-лев и лиса, мгновенно ощетинившись, преградили путь разъярённому демону. Нэкомата невольно отступил, склоняя голову…
За нами закрылись тонкие деревянные двери, украшенные вниз по косяку длинными рядами иероглифов. Вокруг нас вдруг встали стены, высоко над головами появился сводчатый потолок, повсюду загорались лампы и фонари, из медных кадильниц поднимался ароматизированный зеленоватый дым.
На стенах висели свитки с изображениями самых разных зверей, птиц и рыб. Как художник, я не мог не оценить тонкость рисунка и свободу владения кистью безымянных мастеров. Сама отделка храма включала активную роспись колонн золотой краской, хотя в целом внутреннее убранство было ближе к красным тонам. А в центре, над так называемым алтарём, висело грубо вырубленное в камне, видимо, очень древнее, схематическое изображение цветка.
– Это астра. В переводе с греческого – звезда. Но у нас этот цветок является символом богини Инари. Ей и принадлежит сам храм Семи тысяч островов.
Я пожал плечами. Из углов здания, словно прямо со стен, к нам шагнули четыре девушки в белых блузах и длинных красных юбках. Когда они подошли ближе, я с удивлением отметил, что при человеческих телах их лица были совершенно кошачьими.
– Их называют мико, – так же шёпотом объяснила моя японская невеста, – они помогают заботиться о храме, направляют верующих и участвуют в проведении почти всех обрядов. В разных местах это люди, монахи, демоны, но именно здесь – нэко. Они принадлежат богине солнца. В конце концов, недаром появилась традиция первой пускать в новый дом кошку.
– У вас тоже?
– Не отвлекайся.
– Милая, мы ещё не поженились, но ты уже командуешь?
– Ой, прости, прости, прости…
Нэко-мико, если так можно выразиться, молча подошли к нам, встали в ряд и низко поклонились. Мияко склонилась в ответном поклоне, я последовал её примеру, но она неожиданно остановила меня. Видимо, мужской поклон не должен быть таким же низким, как женский.
Все замерли. Возможно, и здесь речь шла о какой-то определённой синтоистской традиции, но, к сожалению, я не был силён в этой теме. Да что уж там, скорее я относился ко всему происходящему с изрядной долей скептицизма. Какая, к пьяному фермеру Лансу и жене его, Беру, развесёлая свадьба?!
Бракосочетание – серьёзный момент и фиксируется он на законных основаниях в ЗАГСе, с документами, подписями, штампами в паспорте и так далее. А здесь у нас какая-то странная ролевая игра, с банями и переодеваниями, густо замешенная на местном колорите, не более…
– Даже не думай соскочить, – тихо ответила мне лисичка, незаметно стукнув меня по спине веером, хотя я, как обычно, не произнёс ни слова. – Можно подумать, я так уж рвусь за тебя замуж?! Но если даже Нэкомата настолько заинтересован в этом фарсе, то значит, у него есть свой план. Мы не должны играть на его условиях, но мудрый самурай не хватается за меч, если не намерен нанести смертельный удар…
Девушки выпрямились, потом мелкими, скользящими шажками торжественно разошлись в стороны по двое, встали у алтаря и вновь поклонились, улыбками приглашая нас к продолжению обряда. Почему нет, мы склонили головы, послушно подойдя поближе к алтарю.
Это было нечто вроде низкого, широкого, красного ящика, украшенного золотом и расписанного иероглифами. Но удивительно было не это, а то, что на алтарь вдруг вскарабкался самый настоящий кот! Я невольно вытаращил глаза, Мияко, кажется, тоже…
Тот самый рыжий бродяга, который умудрился перенестись сюда, вцепившись в мои джинсы, теперь вальяжно сидел перед нами, в торжественных чёрных одеждах, непонятном головном уборе и выражением несоизмеримой важности на наглой рыжей морде…
– Ты серьёзно? – не удержался я.
«Куда уж серьёзней… – Он поднял одну из белых бумажек, лежащих перед ним. – Не томи, жениться будешь?»
