Але больше не приходилось прятаться, к ней постепенно привыкли.
Как-то раз она, как обычно, вышла к вечернему костру, чтобы взять Сантьяго за руку и увести в спальню. Кто-то из новых парней попытался было присвистнуть и отпустить шуточку, но Змей медленно обернулся и раскатал всех, начиная с шутника, своим тяжелым взгдядом так качественно, что разговор после их ухода возобновился далеко не сразу. И больше никогда не касался личной жизни главаря.
Потихоньку привыкнув, что сладкий туман в голове — обычное состояние, Аля научилась связно думать, даже когда Змей был рядом с ней: сильный, смуглый, опасный, невыразимо привлекательный. И все чаще она думала о том, что будет дальше. И о том, что будет именно с ней.
Понятно, почему он отказал ей тогда, в первый раз, когда она попросила ее отпустить. Похвальное стремление соединить сердца влюбленных с головой выдавало истинный характер Сантьяго, успешно притворявшегося жестким тираном перед парнями из банды.
Но что сейчас? Что он думает о ней и их будущем сейчас?
Человек, который так разумно и спокойно выстраивает политическую стратегию своей названной семьи в стране, славящейся своей организованной преступностью, не мог не учесть то, что Аля вообще-то скоро начнет нарушать закон своим пребыванием здесь. Он должен был думать об этом. Но ей ничего пока не говорил.
Этой ночью он вновь поймал ее в свои объятия и начал ласкать — как всегда, беспроигрышно, ловя малейшие оттенки реакций… именно поэтому почти сразу остановился, когда она не отозвалась. Он убрал пальцы из нее, выпустил из зубов сосок и вопросительно посмотрел.
В постели им все еще было сложно разговаривать — оба бормотали что-то на родных языках, когда становилось невыносимо прекрасно, но почти никогда не переходили на английский, обходясь руками, губами и взглядами.
Аля хотела бы спросить его — что дальше?
Что будет через неделю? Через две?
Когда ему надоест?
Правда, Надя не надоела довольно долго.
Но та была независимой женщиной, ее никто не держал насильно в офигительно сладком плену, где вся реальная власть у искусителя. У Али же есть лишь право выбирать, какую часть своего тела подставлять под поцелуи и какое отверстие под член.
Она так и не знала, изменилось ли что-нибудь в ее статусе с той огненной страшной ночи и до сих пор не спрашивала, упиваясь любовью Сантьяго так, словно каждый день может стать последним. Но, кажется, пришло время.
Он гладил ее, рисуя темными пальцами линии по изгибам бедер, таких белых, что они почти светились в темноте, ждал, пока она соберется с мыслями. Не торопил, словно знал и вопрос, и ответ заранее.
— Кто я для тебя? — наконец нашла Аля слова.
— Самый ценный человек в моей жизни, — ответил он почти сразу, как будто только искал правильный перевод, а вопрос действительно уже знал.
— Ценнее Пилар? — не поверила Аля.
— Да.
— Ого.
Он недоуменно пожал плечами, словно в его ответе не было ничего особенного и притянул Алю к себе для нового поцелуя. Но она уперлась ладонями ему в плечи и требовательно спросила:
— Но какую роль я играю в твоей жизни?
— Ты моя женщина.
Так и не дождавшись нового вопроса, Сантьяго продолжил цепочку поцелуев, прикусил мочку уха, горячо лизнул тонкую кожу на ключицах так, что Аля ахнула, зарылась пальцами в его густые волосы, обхватила его ногами, и в эту ночь они больше не говорили. Он любил ее медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, долго, до томительной усталости в мышцах, до мерцающих под веками звезд и прибоя в ушах
Но разговор не был закончен. Утром, заметив, что, пообедав, он ушел один к конюшням, Аля пошла следом и нашла Змея рядом с загоном, в котором один из совсем юных мальчишек прогуливал по кругу ту спокойную лошадку, на которой она ездила к водопаду.
Подошла, потерлась лбом о плечо, коснулась губами татуировки.
Вздохнула:
— Я все равно не понимаю. Что между нами?
Он обнял ее за плечи, приподнял пальцами подбородок и нежно коснулся губ.
— Что ты хочешь услышать? Кто ты? Мое сердце. Как долго я буду любить тебя? Я не хочу, чтобы это заканчивалось никогда. Ты хочешь какой-то другой срок?
— Нет… — пробормотала Аля, пряча глаза. — Нет. Но…
Судорожно вдохнула и зарылась лицом в его грудь.
Он гладил ее по волосам и молчал.
— Отпусти меня домой, — наконец сказала она и подняла голову, ловя острый темный взгляд. — Пожалуйста. У меня была моя жизнь, которая остановилась только на три недели. Уже прошло больше. У меня осталось много незаконченных дел, обязательств, людей, которые скоро начнут беспокоиться, куда я пропала. Мне нужно туда.
Сантьяго молчал так долго, что она уже потеряла надежду и теперь ждала только отказа.
Но он ее удивил.
— Ты вернешься? — мягко спросил он.
— Я вернусь, — пообещала Аля. — Вернусь.
14
В аэропорт Сантьяго решил отвезти Алю сам. Десять часов на машине до Канкуна и столько же обратно, уже одному — она предложила доехать одной, на автобусе, но он так посмотрел, что она быстро прикусила язык. Действительно, прошлая попытка передвигаться по этой стране на общественном транспорте как-то не задалась.
На пару дней можно было оставить банду и без предводителя. Никого вместо себя он назначать не стал, памятуя, чем это закончилось в прошлый раз. Еще одну Алю на свою голову он бы уже не выдержал.
Она ждала, что последняя ночь будет наполнена отчаянными попытками надышаться перед смертью, но жаркая нежность и сладкий морок не были омрачены страхом перед будущим. То ли Змей за двадцать лет, наполненных ежедневными опасностями, открыл в себе мудрость жить каждый день как последний и без напоминаний, то ли искренне доверился Але, поверил в их скорую встречу. И убедил в этом ее саму.
Поэтому она проснулась в его горячих руках без щемящих мыслей о том, что это последний раз. Целовала его обветренные губы с утра и отдавалась без нервного желания запомнить каждую секунду их близости. А потом спокойно села в кое-как отмытый пикап и помахала на прощание Пилар. Та сложила руки и склонила голову, шепча молитву.
Рюкзак был собран еще вчера. Там и собирать толком было нечего. Льняное желтое платье оставлено на кровати — чистое и выглаженное. Больше ее ничего с этим домом не связывало, кроме мужчины, который пока еще был рядом с ней. Он быстро вывел пикап на трассу и предложил Але поспать еще немножко на широком заднем сиденье. Но она несколько недель безвылазно просидела на ранчо и теперь с наслаждением любовалась проносящимися мимо полями кукурузы, облезлыми лачугами, густыми лесами и пыльными обочинами, на которых сидели торговцы кокосами, равнодушно провожавшие пикап взглядами. Дорогу никто не перегораживал, по такой машине сразу было ясно, что ничего попрошайкам не обломится.
