— Разве не прекрасно выглядит? — шепнул он мне на ухо, и я сжала бедра от того, как ощутимо потеплело внизу живота.
— Так, а сюрприз? — мне уже хотелось не столько сюрприз, сколько закончить с ним уже и перебраться в спальню.
— Не могу, ты меня отвлекаешь, — Юл тяжело вздохнул, сжимая ладонями мою грудь, но все-таки повернулся к столу. Нашарил мышку, щелкнул, открывая на полный экран просмотр фотографий…
На них были мы.
В тот вечер, когда гуляли по городу и еще не знали о том, что скоро придет Ольга, случится пожар, что Влад уже давно подбирается к заводу, и его план вот-вот начнет претворяться в жизнь.
А пока…
— Юл держал мое лицо в ладонях, наклоняясь, чтобы поцеловать.
— Я запрокинула голову и высунула язык, на который падали снежинки, а Юл смотрел на меня с умилением и нежностью.
— Я смеялась, обернувшись к нему — и глаза у меня сияли.
— А здесь мы просто стояли среди укрытых снегом старых тополей, держась за руки, и смотрели друг на друга.
Я не помнила этот момент.
Камера помнила.
Откуда эти фото?
— Я нанял фотографа, который тайком ходил за нами и снимал. Думал, тебе понравится.
Мне понравилось.
— Ты невероятно красивая.
— Это потому, что фотограф мне польстил.
— Это потому, что я люблю тебя.
Юл: Расплачиваться за прошлое
Пока она переваривала, я отвлекся от фотографий, потому что чья-то круглая попа так удачно елозила у меня на коленях, что сдерживаться было смерти подобно.
— Ой, у тебя еще юбка… а это что — чулки? Ты в суд так оделась? У тебя что, есть какой-то другой юрист?
— Нет, постой. Что ты сказал? — у Сони было ужасно серьезное выражение лица, но с обнаженной грудью и задранной юбкой оно сочеталось не очень.
— Я говорю, чулки это обалденно.
Провел ладонью по ее бедру выше, перескочил с искусственной гладкости на нежную кожу — и она была намного приятнее. Там, в глубине, между сдвинутых ног тонкий шелк трусиков не скрывал жара, и трогать ее через них было невероятно возбуждающе.
Медленно поглаживал ее пальцем, чуть надавливая — ее тело откликалось легкой дрожью. Но в голове бродили совсем другие мысли.
После разговора с Альбертом забил его «это любовь, Юл» в дальний угол мозга. Не до того было. Какой смысл думать об этом, если она с Владом? Мне не пятнадцать, чтобы страдать от неразделенной любви. Тут не думать, тут прыгать надо.
Попрыгал — подружился с ее матерью, собирался что-нибудь устроить с ее работой, тщательно и медленно готовил долговременный план, когда вдруг все понеслось вскачь — и привело мою Соню ко мне.
Для меня это произошло так естественно и неизбежно, что я и забыл, что она не в курсе моих чувств.
— Ты сказал другое! — упрямо повторила Соня.
И закусила губу.
И отвела взгляд.
Э, нет, вот этого тут не надо.
— Я не очень умею говорить красивые вещи, — вздохнул покаянно.
Впрочем, не убирая руку из-под ее юбки. Неловкий момент уйдет, а вот это горячее и влажное — останется.
— Был юристом и врешь, что не умеешь говорить?
Вот так она обламывает мои хитрости.
Непохожая на всех моих женщин. Вроде бы тихая и скромная, но как только что-то задевает ее всерьез — упирается насмерть. Идет до конца.
Не льстит, не боится, не хитрит.
Не делает свою слабость — женской силой.
Поэтому и одна.
Да, я уже как-то делал такой вывод.
Нормальному мужчине с ней непривычно и некомфортно.
Жениться надо на умудренных опытом, которые отличано знают, где надо похвалить, а где вдохновить, чтобы муж без перебоев функционировал много лет.
Или на юных дурочках, еще не познавших жизнь и верящих во все, что мы о себе говорим.
Анжелка, помню, смотрела на меня…
Я скривился. Воспоминания о прошлых женах мешались как камешек в ботинке. Неуместные мемуары в той ситуации, где я уже отвожу пальцами шелковую полоску трусиков и чувствую, как обволакивает меня влага Сониного тела. И шепчу ей на ухо:
— Я тебя люблю.
Так просто и очевидно. Как будто я говорил это уже тысячу раз.
А она почему-то удивляется.
— Так ты… всерьез?..
— Погоди, — я поднял ее подбородок. — А ты что думала, это на пару раз?
— Ну… Под влиянием эмоций, как после боя, ну, знаешь…
— Соня, — я тяжело вздохнул. — Воистину, ты испытание для моей самооценки.
Почему мы вообще в такой момент вдруг заговорили про статус наших отношений? Нам заняться нечем было?
Погладил ее по руке, нащупывая сквозь тонкую кожу хрупкие костяшки пальцев. Только что я хотел ее жадно до грубости. Трахнуть пальцами, разложить на этом столе и взять так, чтобы она кричала, не останавливаясь. А сейчас все вдруг переплавилось в пронзительную нежность и страх ее обидеть.
— Почему ты влюбился в меня? Разве я какая-то особенная?
— А почему ты должна быть особенной? Любят не за что-то.
— Ты же особенный…
— Серьезно? — я ухмыльнулся.
Попалась.
Соня уткнулась мне в шею.
Испуганная моя птица. Нежная Сплюшка.
Пошевелил пальцами внутри нее, медленно вошел, раскрывая ее как цветок. Она вскрикнула и обняла меня руками за шею, прижимаясь изо всех сил, будто боялась упасть.
— Нам обязательно надо это обсудить, — сообщил я. — Вот прямо сейчас. Кто мы друг другу, что будет, что ты чувствуешь, что я чувствую, но сначала я должен закончить одно дело.
Накрыл ее рот своим, ворвался языком, завоевывая, забирая ее себе. И сделал точно так, как хотел — резко загнал два пальца в ее мгновенно сжавшуюся глубину, вынул, загнал еще раз, еще и еще, жестко, яростно и сильно. Она была готова — о, как она была готова! — мокрая настолько, что все хлюпало, она задрожала и сама ответила на мой поцелуй так горячо, что моя эрекция на уровне «ну, неплохо бы…» моментально перешла в стояк «прямо сейчас!»
Соне почему-то сильнее всего помешал мой пиджак. Именно его она принялась стаскивать в этот напряженный момент, хотя мне хотелось совсем другого. Но к черту пиджак, хотя и неудобно раздеваться, одновременно интенсивно целуясь, к черту, галстук, да, если хочешь, расстегни и рубашку, а теперь давай уже брюки!
Она провела пальцами прямо по стволу через ткань, и нетерпение зазвенело в каждой мышце, особенно сильно — в паховых. Крутнул ее, разворачивая спиной, сдвигая трусики вбок, потому что ждать даже несколько секунд было совершенно невыносимо и…
