Я выныриваю опять, чтобы сказать все, что думаю, но не успеваю сделать и глоток воздуха, как его тело оказывается непозволительно близко.
Глаза в глаза, сердце замирает, и вот его губы чертят клеймо на моих.
Язык собирает капли, взгляд прожигает душу.
— Забей сегодня на все, Лана. На мою усталость, на свое будущее. Просто… — он обнимает меня за талию и притягивает ближе. Сдавленно хрипит. — Просто будь со мной…
И я тону, тону в его руках, в его поцелуе, и рвано киваю. Уже готова на все, только чтобы этот момент никогда не заканчивался, чтобы вот прямо сейчас он не прекращал поглаживать мои руки, спускаясь все ниже. Ласкать пальцы, переплетать их со своими, поднимая вверх.
Грудь тут же приподнялась, и он оторвался от моих губ, чтобы посмотреть, как мокрая ткань облепила полушария, как рьяно рвутся наружу острые соски.
Он выдыхает часто-часто, просто смотрит, лижет взглядом и молчит. Молчит так долго, что я уже не выдерживаю напряжения, двигаю затекшими руками, но он держит их слишком крепко.
Держит и молчит…
— Максим… — выстанываю тихо, замерзаю в воде, коленом сама поглаживая его бедро, поднимаясь выше, задевая гладкую плоть члена.
— Не терпится? — растягивает губы в насмешливой улыбке, а я и не скрываю.
— Да…
Он опускает мои руки и быстрым движением, схватив меня за талию, сажает на бортик.
Подцепляет мокрую ткань и стягивает ее с меня, обнажая грудь.
То же проделывает с брючками, снимая их с трудом, но очень настойчиво.
— Класс, — рычит он, раздвигая мне ноги, а я только и могу смотреть как капли воды стекают с его черных волос на крепкое, мускулистое тело. Словно кисти художника обрисовывают чарующие контуры жесткого, словно вырезанного из бумаги, тела.
Наклоняюсь, быстро слизнув одну из капель с виска, чувствую вкус пота, смешанный с мятным гелем для душа. Ощущаю языком сначала жесткие волосы, кожу, а потом вдруг чужие губы.
Но уже не такие и чужие. Уже близкие, почти родные, влажные, твердые. Губы Максима.
Его рука на моем лице, как будто я собираюсь отвернуться, но я не собираюсь, я хочу всего, что он может мне сегодня дать.
Только сегодня, потому что уже завтра мне будет нужно вернуться в свою жизнь, а этот момент оставить в своем сердце. Навсегда.
Он втягивает мой язык в рот, посасывает, не прекращая буквально насиловать взглядом, держа коленки широко раздвинутыми.
Одной рукой держусь за бортик, другой хватаю его плечо, царапаю выдубленную кожу, пока поцелуй углубляется и становится почти грубым. Почти жестоким.
А потом вдруг резко прерывается.
Он выпрыгивает из бассейна и просто поднимает меня за руки, заставляет обнять себя за бедра ногами. Почувствовать силу и гранит его желания. Я облизываю губы, смотрю вниз и с улыбкой прижимаюсь раскрытыми половыми губами к твердому стволу, устраиваюсь поудобнее. Чувствуя, что скоро пустота внутри меня будет заполнена. Что скоро я буду как будто завершена, дорисована тем самым художником. А мир вокруг меня заиграет красками, запоет.
Снова весело визжу, когда он буквально кидает меня на мягкую кровать и уже заползает, нависает сверху.
Но не торопится. Чертовски медлит.
Господи, откуда у него столько выдержки. Потому что я уже не могу терпеть.
Тянусь к своей промежности, но он откидывает руку. Почти рычит, словно кто-то захотел взять его кость.
— Я все сам, — говорит он и двумя пальцами накрывает щель, раздвигает губки, долго смотрит прямо туда.
— Господи, Максим, ты решил стать гинекологом?
— Только, если твоим личным, — ухмыляется он и продолжает меня смущать острым взглядом, пальцами поглаживая клитор.
— Тогда может быть пора проверить, как обстоят дела внутри? — уже смелее предлагаю я, потому что тело просто ноет от напряжения и неудовлетворенности.
Сколько можно тянуть. Трахни меня. Господи, ну пожалуйста.
Максим второй рукой накрывает мою часто вздымающуюся грудь, берет пальцами сосок, покручивая его ровно в том же тягучем ритме, что и обводит по кругу клитор. Как будто инструмент музыкальный настраивает. Но он уже готов к игре, заряди уже свой смычок.
— Трахнуться просто, — говорит он хрипло, и я вижу, как его член чуть дергается в нетерпении, тогда как из меня натекло уже порядочно влаги. — Сегодня я хочу заняться любовью.
Глава 31
— Господи, — от его низкого бархатного голоса сводит внутренности. Выгибаюсь, чувствуя, что оргазм уже не за горами, таким темпом ему и делать ничего не придется.
Один его напряжённый горящий похотью взгляд вызывает столь дикие желания, что наслаждение само заполняет тело, как сосуд, готовый расплескать влагу чувственности.
Пальцы на груди заменяет его язык, пока внизу продолжается острая, как нож, сладкая, как мед пытка.
А мне только и остается что задыхаться, поглаживать его спину, тихо шептать:
— Максим, пожалуйста, — и пытаться свести ноги, чтобы хоть немного облегчить свое состояние.
Но он изверг, он просто отпускает с влажным звуком один сосок и переключается на другой.
— Перестань, перестань, — кручу я головой, чувствуя, как по бедру стекает горячая смазка, пока его пальцы все быстрее и жестче терзают клитор.
Уже точечно, а не по кругу, сводя меня с ума, пока вдруг внутри до основания не натягивается пружина и не лопается слишком быстро, заставляя меня коротко и пронзительно вскрикнуть.
Закусываю в кровь губу и задыхаюсь, ногтями в кровь царапая его кожу.
Но Максим не прекращает. Хватит!
Раздвигает мои ноги и, выпустив сосок изо рта, вычерчивает языком дорожку по животу и ниже. Накрывает промежность губами.
Толкаю его голову не в силах это терпеть.
— Прекрати, прошу, я больше не могу. Я же кончила…
— А я еще нет, — отпихивает он мои руки, смотрит в глаза и языком проводит по пульсирующей вершинке, потом еще раз и еще, теребит ее, вылизывая и заставляя меня снова выгнуться, кричать от, колющего иглами все тело, удовольствия.
От его жестких рук останутся синяки, словно следы, которые он своими действиями оставляет в сознании.
От его языка уже все немеет, настолько остервенело он им елозит.
— Максим, Господи, Максим, снова…. Да! Да! — кричу, захлебываюсь в новом порочном, грязном, самом правильном экстазе. Не верю, что вообще это происходит наяву. Что я не сплю и кончаю. Снова кончаю. Глаза закрываю и просто кричу.
Резко втягиваю воздух, когда пустоту одним точечным движением заполняет что-то твердое и очень горячее, буквально раздирая меня на двое.