В порядке разнообразия сегодня Зенедин не допрашивал меня, а общался в режиме монолога. Видимо, для демонстрации моих, хм, отсутствующих умственных способностей требовалось полное внимание, без отвлечения на наводящие вопросы.
— Итак, — продолжал дракон, — предполагаемая картина, созданная Траэром, такова: он, положительный герой, весь в белом, обнаружил, что Голльери занимается продажей наркотиков, а тот, буквально исчадие ада, чтобы не допустить разглашения своей тайны, перерезал Траэру горло. Уж кто-нибудь во всей Академии Магии обязательно должен был увидеть, как Голльери входит в коттедж будущей жертвы, и доказательств вкупе с пропажей кинжала из музея окажется вполне достаточно для вынесения обвинительного приговора. Траэр хотел, чтобы его обидчик шел на смерть, точно зная, что невиновен, и понимая, чьих это рук дело. Согласись, великолепная, достойная изощреннейшего ума месть.
Некоторое время я молчала, переваривая полученную информацию, затем уточнила:
— Хорошо. Предположим, я признаю возможным, что мсье Траэр действительно все это задумал, расставил капкан для меня, устроил погром в своей комнате, убил черным заклинанием ни в чем не повинную мышь… кстати, а зачем это было делать? Ведь для появления осадка от черного заклинания не обязательно кого-то убивать.
— Правильный вопрос, — похвалил меня дракон. — Дело в том, что после различных заклинаний остаются ауры различных оттенков. Для тебя они неразличимы, но опытный маг сразу поймет, что недавно произошло в комнате, и для создания безупречной картины было необходимо применить именно оглушающее заклятие, направленное на живое существо, а несчастная мышь этого не перенесла.
— Хм… ну ладно. Но, скажите, как человек мог совершить самоубийство, если его нашли плавающим в бассейне с перерезанным горлом и никакого оружия поблизости так и не было обнаружено?
— Вот именно! Подумай сама, если убийца действительно украл кинжал из музея, какой смысл забирать его с места преступления? Нет, столь неудобное оружие было выбрано Траэром специально, чтобы мы знали, чем именно ему перерезали горло, и уж никак не смогли заподозрить самоубийство.
Устав сидеть, я встала с валуна, сделала пару шагов и прислонилась к дереву.
— И все же, куда, по-вашему, подевался пресловутый кинжал? Чудесным образом испарился? Или его растворила вода бассейна?
— Интересное предположение, — пробормотал Зенедин. — Мне оно раньше в голову не приходило, но это не важно. Существует несколько способов убрать оружие с места его применения. К примеру — привязать кинжал к пойманному в лесу голубю, встать на краю бассейна и перерезать себе горло. Самое сложное — именно этот момент, остальное детали. Но, думается мне, мысль о том, как Голльери пойдет на эшафот за преступление, которого не совершал, помогла Траэру привести свой план в действие. Почти сразу потеряв сознание, он рухнул в воду, голубь, освободившись, улетел вместе с окровавленным кинжалом, а льющаяся с небес вода скрыла все следы. Блистательное воплощение не менее блистательной идеи.
Выкладки дракона, как обычно, звучали безупречно, но тем не менее для меня они оставались лишь правдоподобными умозаключениями, не более того.
— Вижу, — заметил он, — ты мне не веришь.
Виновато пожав плечами, я спросила:
— А вы бы поверили выводам, сделанным на основании невесть откуда взявшейся мертвой мыши и слишком картинного способа убийства?
Дракон довольно усмехнулся.
— Нет. Но у меня кое-что припасено про запас.
Встав с належенного местечка, он добрел до пещеры и, ненадолго в ней скрывшись, вернулся, неся в лапе… перепачканный в земле кинжал с привязанной к нему веревкой…
Я молча открыла рот. Потом закрыла… и снова открыла.
— Откуда это у вас? И как давно?
Избегая моего взгляда, оборотень сознался:
— Оцелоты нашли в лесу через пару-тройку дней после убийства. Я же говорил, что у меня с ними прекрасные отношения…
Каким чудом я удержалась от того, чтобы швырнуть в чешуйчатую морду первый попавшийся камень, сама не знаю. Но, проявив недюжинную выдержку, я лишь поинтересовалась:
— Я так понимаю, мышь тут ни при чем. Но почему же вы сразу не показали мне кинжал?
— Мышь очень даже при чем, именно она зародила во мне сомнение. Тебе же я не показал оружие потому, что в случае самоубийства ни о каких деньгах не могло быть и речи, и к тому же мне казалось, что вот-вот должны обнаружиться оставленные Траэром улики, а их все не было и не было. Мне стало интересно, удастся ли тебе пройти по проложенному им пути.
Тут я разозлилась не на шутку.
— Опыты, значит, на мне ставили? Развлекались? Ну хорошо, я смогла. Нашла лжеубийцу. Так что вам помешало заявить во всеуслышание, что Голльери ни в чем не виновен? Вы же косвенным образом отправили его на смерть.
Зенедин скривился.
— Не передергивай. Торговля наркотиками это не «ни в чем не виновен», Голльери вполне заслужил свою участь. А скрыл правду я лишь по одной причине — не захотел портить Траэру его последний спектакль. Согласись, он ушел красиво.
Глядя на новоявленного чешуйчатого эстета, я лишь вздохнула и проверила, на месте ли чек.
