Катарина поневоле залюбовалась. И пропустила появление тетушки.
— Ах, дорогая, я так рада, что тебе стало лучше… — тетушка Лу облачилась в золотую парчу, которая, может, была бы уместна при дворе, но не на семейном ужине. — Мальчики сказали, что ты приболела, и меня это очень огорчило… очень…
Перстни и кольца.
Ожерелье на шее. Тяжелые серьги, почти достающие до покатых плеч. И кружево огромного воротника. Такие были в моде лет пять тому. Или десять даже? Господи, как давно… целая вечность, а Катарина помнит собственный воротник из тяжелого кружева, которое укрепляли железными спицами, а уже их ставили на ворот платья. И она жутко боялась, что ворот не выдержит, что спицы упадут и кружево — подарок жениха — порвется. Тогда бы отец разозлился и сказал, что Катарина слишком беспечна.
Небрежна.
Она судорожно выдохнула и стиснула кулаки.
— Да, мне лучше, — Катарина слегка склонила голову. — Мы ждем гостей?
— Гостей? Милая моя, какие гости в этой глуши. Не представляю, как этот дом вообще уцелел…
…чудом, не иначе. И принадлежал он, как Катарина теперь знала, бабке той, другой Катарины, которая единственная из семьи не отказалась от беглянки. И дом вот оставила.
И прилегающие земли.
— Если хочешь знать…
Знать Катарина не хотела, но тетушка Лу, потеснив Джио, взяла Катарину под руку.
— …молодой красивой женщине здесь совершенно нечего делать. Ты должна выезжать в свет. Для начала отправиться к нам. Мой Гарольд будет рад. Он сам говорил, что не стоит бросать бедное дитя в столь сложное для него время. Мы можем отправиться уже завтра. Я займусь твоим гардеробом, представим тебя свету, сперва, конечно…
— Витражи красивые, — Катарине надоело это слушать.
— Что? — на щеках тетушки Лу сияли золотые блестки.
— Витражи здесь красивые. Не знаете, кто их делал?
— Понятия не имею. Какая разница?
— Действительно… их ведь давно ставили. И тот, кто делал, давно умер. Жаль. Чудесная работа.
Катарина высвободила руку и, оглянувшись на Джио, направилась к столу. Она заняла место во главе его, вздохнула и поинтересовалась.
— Ужин подадут?
— Мальчики еще не вернулись.
— Это их проблемы. Джио…
— Конечно, дорогая, — Джио хлопнула в ладоши, и огненные камни засияли чуть раньше.
— Это не очень вежливо, — тетушка Лу устроилась по левую руку Катарины.
— Не очень вежливо заставлять себя ждать, — Катарина расправила салфетку. — Я привыкла, что ужин подают к семи. Если в вашем доме иные порядки…
Ответом были поджатые губы.
— …то мне жаль, но вам придется привыкнуть к нынешним.
— Деточка, послушай доброго совета, — тетушка Лу тщательно разглаживала полотняную салфетку. — Женщине следует проявлять большую гибкость, большее понимание… к мужским слабостям.
— Я уверена, — Катарина чуть склонила голову. — Что жены моих дорогих кузенов с удовольствием примут от вас советы. И помощь. И проявят должное понимание… к мужским слабостям.
Ужин все-таки подали, и пусть был он далеко не столь роскошен, как во дворце, но Катарина почти наслаждалась тишиной и возможностью просто есть.
Есть и не думать о том, как она выглядит со стороны.
Прилично ли брать второй кусок мяса. И отказаться от рыбы, которая сегодня чересчур остра. Не давиться вареной фасолью, ибо целители решили, что именно фасоли не хватает, чтобы Катарина, наконец, исполнила свой долг перед королем и государством.
Фасоль с тех пор она ненавидела.
— И все-таки, девонька, — тетушка Лу то ли не умела обижаться долго, то ли обладала теми удивительными способностями к притворству, которых самой Катарине не хватало, но она улыбнулась и погрозила вилкой. — Я не представляю, как ты собираешься жить здесь… одна…
— Я не одна, — Катарина разрезала мясо, приказав себе всецело сосредоточиться на процессе. — Со мной мьесс Джио.
— Ужасная женщина.
— Почему?
— Она магиня!
Джио хмыкнула.
— Это неприлично… женщина не должна вот так явно выставлять свои способности!
— Почему? — Катарине удалось изобразить улыбку.
— Что подумают мужчины?
— А какая разница, что подумают мужчины?! — ей было действительно интересно. И тетушка Лу раздраженно смяла салфетку.
— Я не знаю, о чем думала моя сестра. Ей следовало бы выписать приличную гувернантку, которая бы объяснила тебе эти элементарные вещи…
— Мне жаль, — Катарина с трудом сдержала улыбку. — Но в колониях не так просто найти приличную гувернантку…
— Я вижу. Но она могла отправить тебя сюда! Я бы позаботилась о твоем воспитании, а теперь… девочка, женщина не может быть в чем-то лучше мужчины! Женщина создана Господом, чтобы быть надежной опорой и только. Ее главная задача — семья, а все остальное… это пустая трата сил. Вот зачем женщине магия?
— А если даром наделил Господь?
— Он сделал это, чтобы женщина могла передать дар детям и только!
— Он сам вам сказал?
— Катарина!
— Что? Мне просто интересно. У нас… в колониях… люди как-то не рискуют говорить, что в полной мере постигли замысел Господень. И мне подумалось, что здесь все должно быть иначе, — сдерживать улыбку становилось все сложнее.
А тетушка Лу раздраженно отбросила салфетку. Она явно разрывалась между желанием немедля уйти, демонстрируя свою обиду, и подозрением, что никому-то здесь до этой обиды не будет дела.
— Тебе следует найти приличную компаньонку, — наконец, произнесла она. — Зачем тебе мьесс?
— Защищать?
— От кого?!
— Мало ли, — Катарина пожала плечами. — Вы же сами сказали, что здесь глушь неимоверная, вдруг да разбойники водятся?
— Разбойники? Что, вправду? — от дверей раздался веселый голос. — Матушка, а ты молчала!
— Кевин! — в голосе тетушки Лу послышался легкий упрек. — Нет здесь никаких разбойников. У нас приличная страна, все разбойники повешены.
— Совсем все? — уточнила Катарина. — Совсем-совсем?
А Кевин к ужину приоделся. И… не только приоделся. Он словно сиял изнутри, и это сияние завораживало настолько, что Катарина моргнула, силясь избавиться от наваждения. А потом нащупала под столом браслет и сжала нужный камень.
Ее пытаются приворожить?
Это незаконно!
С другой стороны, если никто не узнает… она посмотрела на Джио, а та кивнула. Тоже чувствует?
— Понимаете, — Катарина захлопала ресницами. — У нас… в колониях… разбойники — это серьезная проблема. Только одних повесишь, так другие появляются. И папенька, помнится, говорил, что сделать с этим ничего нельзя, что необходимо проявлять осторожность.
