— Уже много лучше, — тетушка коснулась лба и болезненно скривилась. — Я с трудом переношу перемены погоды…
— Понимаю, — согласилась Джио. — Возраст. От него не уйти.
На щеках тетушки Лу вспыхнули алые пятна.
— Может, все-таки целителя пригласить? — спросила Катарина больше для порядка.
— Не стоит, — отмахнулась тетушка. — Дорогая… я должна серьезно с тобой поговорить. Безотлагательно…
Говорить с тетушкой не хотелось совершенно, но ведь не отстанет. Жаль, что нельзя просто отписать им часть наследства. Правда, Катарина подозревала, что часть их не устроит.
Ей уже встречались люди, которым всегда было мало.
В ближайшей гостиной было… мокро. Вода, пробравшись за стекло, расползлась по подоконнику, чтобы спуститься тонкими струями. Лужа растянулась вдоль стены, добравшись и до старенького ковра.
— Дорогая… это приватный разговор, — тетушка Лу покосилась на Джио, которая делала вид, что больше всего на свете ее интересует темное пятно под потолком. А ведь и вправду интересует. Крыша-то ладно, крышу ремонтировать еще предстоит, но вот это пятно говорит, что дело не только в крыше.
Трещины в стенах не затянулись.
— Джио останется, — Катарина не без опаски опустилась в кресло. — Поэтому говорите смело.
— Господи, дай мне сил… — тетушка сложила руки в молитве. — Деточка… некоторые вопросы должны решаться внутри семьи.
— Джио мне как сестра.
Тетушка Лу фыркнула, показывая, что она думает по поводу подобного родства, но все же сдалась.
— Это… касается нашего соседа… конечно, Теодор может показаться весьма достойным молодым человеком…
Катарина сперва не поняла, о каком Теодоре идет речь.
— Но ты же помнишь, что я рассказывала тебе… — тетушка Лу мяла кружевной платочек, и движения пальцев ее были столь нервозны, что казалось: она того и гляди растерзает этот несчастный клочок ткани. — Его мать… повела себя недостойно. Его отец и вовсе был нелюдем.
— Не понимаю.
— Милая, — она порывисто вскочила. — Я видела, как ты на него смотрела…
Когда, интересно? За ужином тетушка отсутствовала, зато… присутствовал Кевин? Он у двери встал, к стене прислонился, что сделал, конечно, зря, ибо стена была грязновата и мокровата, а дублет у него светлый.
— Он совершенно неподходящая компания для юной девушки…
— Не столь уж я юна.
— Ах, оставь. Ты молода и хороша собой. Состоятельна. Ты легкая добыча для любого мерзавца.
— Думаете? — Катарина старательно округлила глаза, подражая Лорелии, которая имела обыкновение выражать подобным образом восторг.
Испуг.
Восхищение.
Обществу нравилось. И тетушка тоже подалась вперед, выдохнув почти в лицо.
— Конечно!
— И полагаете, что он тоже… — Катарина дважды взмахнула ресницами и округлила глаза еще больше. А оказывается, это не так и просто. Левый моментально зачесался, а правый заслезился.
— Естественно! Ах, милая, ты так еще наивна… — тетушка завладела ладонью Катарины. — Пусть он и богат, но… мужчинам его толка от женщин нужно лишь одно.
— Что?!
— Невинность, — громким шепотом произнесла тетушка. И тут же сама сообразила, что ляпнула глупость. Я имею в виду… невинность души… разума… репутации.
— А это как?
Катарине даже не пришлось изображать любопытство. Ей и вправду было интересно.
— Это… это… это очень сложно. Просто поверь мне, он уничтожит твою репутацию. И ты никогда не найдешь себе мужа, — это тетушка произнесла с горестным вздохом, долженствовавшим обозначить всю глубину трагедии.
— Ужас какой, — сказала Катарина, впрочем, весьма спокойно. Перспектива провести остаток жизни без мужа ее не то, чтобы не пугала, скорее даже вдохновляла.
— Именно, дорогая… именно… я не представляю, как это существо вообще допустили к людям! — истерзанный платочек прижался к левому глазу тетушки Лу. Правый же смотрел внимательно, оценивающе.
— Думаете, стоит подать жалобу?
— Кому? — удивилась тетушка.
— Не знаю… королю? — предположила Катарина.
— Зачем?
— Но ведь, если все обстоит так, как вы говорите, мы должны что-то сделать… защитить невинность… репутаций.
— Чьих?
— Всех, — решительно сказала Катарина. И поднялась. — Думаю, вечером мы с вами составим петицию. У нас, в колониях, очень любят составлять петиции. Главное, изложить все факты. Имена опять же…
— Чьи?
Тетушка смотрела снизу вверх и казалась растерянной.
— Опороченных дев. И свидетельства. Всенепременно понадобятся свидетельства. И свидетели. У вас они есть?
Фыркнула Джио, явно сдерживая смех.
— Но… это же невозможно!
— Почему? — Катарина чувствовала себя замечательно. — Нет ничего невозможного, я вас уверяю. Нужно просто постараться и понять, что значит для вас гражданский долг.
— Хватит, — тетушка поднялась. — Я вижу, тебе все это кажется смешным, но попомни мои слова. Когда ты останешься совершенно одна… лишенная семейной поддержки, отвергнутая обществом…
…Катарина вздохнет с немалым облегчением.
Одиночество давно уже перестало ее пугать.
Завтрак проходил в сосредоточенном молчании.
Луиза, которая за прошедшие годы изменилась мало, разве что стала несколько толще, мучила пудинг. Кевин, усаженный по правую руку матери, сердито буравил Кайдена взглядом, правда, не забывая есть. А ел он слишком уж много для человека, казалось, вовсе не замечал того, что находится на тарелке.
Гевин вот держался отстраненно, он и место-то выбрал в конце стола, откуда и наблюдал за происходящим. И судя по улыбке, увиденное ему доставляло немалое удовольствие.
Маг склонился над тарелкой, соусом вырисовывая одному ему понятную схему. А если и голову поднимал, то лишь затем, чтобы обвести комнату рассеянным взглядом. Дуглас рассматривал мьесс, которая тоже делала вид, что все-то ей не интересно и даже скучно. Разве что не зевала. А вот сама Катарина улыбалась.
Кому?
Не Кайдену. И это злило. Несказанно злило.
— К слову, не хотите ли рассказать, чем на самом деле занимаетесь? — Кевин, наконец, соизволил открыть рот. — Помимо поросят…
— Да так… всем понемногу.
— Королевский дознаватель он, — лениво произнес Гевин.
— Ужас какой! — живо воскликнула Луиза.
— Почему ужас? — Дуглас удивился.
А вот Катарина перестала улыбаться. И посмотрела… со страхом? Это она из-за трупа переживает? Кайден заерзал. И вот как быть? Прямо не скажешь, что труп ее волнений не стоит, потому что Кайден вообще об этом трупе знать не должен.